Главная
Архив
    Спектакли
    истории
    фильмы
    люди

«Дикое поле»: премьера

Наконец-то в прокате по-настоящему хорошее, мирового уровня отечественное кино, которое можно хвалить без скидок, оговорок и самоутешений вроде «плохонькое, да свое»

Есть такая телепередача «Закрытый показ». Там половина участников фильм хвалит, половина — ругает. Передача про «Дикое поле» едва не сорвалась — ругать фильм Калатозишвили, снятый по старому сценарию Луцика и Саморядова, не хотел никто.

Это действительно безупречное кино, которое — что редкость для артхауса — не будет раздражать ни упертых киноманов, ни обычного зрителя, который не прочь сходить на «Любовь-морковь». У «Дикого поля» множество достоинств, но главное из них — Калатозишвили нормально относится к своей аудитории. Это редчайшее для отечественного режиссера свойство.

Обычно ведь как? Режиссер, снимающий кино для широких народных масс, если он, конечно, не Рогожкин, держит своего зрителя за последнее быдло — темное, невежественное, падкое на яркие побрякушки, слащавые истории и шутки ниже пояса. В обращении с таким зрителем возможны только два приема — или щекотать его до изнеможения (смотри «Гитлер капут!»), или изо всех сил давить на его слезные железы (смотри «Адмиралъ»).

Если же кинодеятель снимает фестивальный фильм, он видит в своей публике сплошных юбер-меншей. И специально для них придумывает чего пострашнее да попротивнее. Нормального человека уже с души воротит, а режиссер все накручивает: а вот вам отрезанную ногу крупным планом, а вот вам малолеток матерящихся, а вот вам кровищу во весь экран. Чего бы такое еще изобразить?

Калатозишвили же видит в зрителях таких же людей, как он сам. Поэтому кино у него не сказать чтобы нечеловечески глубокое, но умное и с подтекстами. Если что страшное в кадре происходит, то это по-настоящему страшно, но не противно. С главным героем хочется идентифицироваться. Хотя он подвигов не совершает, на амбразуру не лезет и вообще с окружающей действительностью ничего поделать не может.

Окружающая действительность — казахская степь, — не в обиду хорошим актерам, стала главной героиней фильма. Это пустая земля под пустым небом. На сотни километров вокруг — ни единой живой души, зато зачастую встречаются души мертвые, призраки и двойники. Хотя, может, это просто галлюцинации главного героя — молодого врача, практикующего в диком поле.

Практиковать, собственно, ему невозможно. В отличие от своего коллеги из балабановского «Морфия», герой в исполнении Олега Долина не имеет в распоряжении ни богатой аптечки, ни сексапильных фельдшериц. Один-одинешенек он сидит в полуразвалившемся домике, где, кроме перекиси водорода, оставшейся с советских еще времен, кажется, и нет ничего. Ему регулярно привозят умирающих — кто с перепою, кого в драке порезали, в кого молния ударила, — и он лечит их самыми нетрадиционными средствами. Как ни странно, это срабатывает. Граница между миром живых и миром мертвых, оказывается, не на замке. Персонажи бродят туда-сюда по ничьей земле, и все дикое поле выглядит такой ничьей землей. А когда сюда, в степь, приезжают люди с большой земли, поверить в их реальность невозможно. Разве по-настоящему приехала к герою невеста, которую он ждал полфильма? Да нет, она ему просто приснилась. Разве чиновник (Юрий Степанов) явился к герою из райцентра? Да нет, он просто материализовал его собственные мысли и озвучил его собственный монолог — очень типичный для Луцика и Саморядова монолог о том, как все правильно было раньше, при советской власти, и как плохо стало теперь.

Вряд ли знаменитые авторы сценария были бы довольны фильмом Калатозишвили — скорее всего, он показался бы им слишком конформистским. Судя по «Окраине» Луцика, сами сценаристы сделали бы «Дикое поле» куда жестче. Но Калатозишвили не отнимает надежды ни у своего героя, ни у своих зрителей. Это иррациональное чувство разлито в каждом кадре. «Дикое поле» — это пустое мертвое пространство, где невозможно жить, и все-таки каким-то чудом жизнь там не иссякает.

19/01/2009