Лариса Шепитько

Непокоренная

В кабинете режиссера Элема Климова, мужа Ларисы Шепитько, сегодня, спустя 25 лет после ее смерти, висит портрет благородной чешской дамы 18 века. Она как две капли воды похожа на Шепитько. Сама Лариса верила, что это не совпадение. Она была убеждена, что жила на земле в других воплощениях, и не сомневалась, что после смерти возродится вновь. Шепитько верила и в загробную жизнь, и в переселение душ, и ей воздавалось по ее вере. Ее судьба вполне могла бы стать сюжетом для мистического триллера.

Впрочем, начиналась ее жизнь в искусстве идиллически. Гарная украинская дивчина с огромными очами и фольклорной косой с первого захода, в 17 лет поступила во ВГИК на режиссерское отделение. По советским меркам, Шепитько была из глухой провинции - родилась в маленьком украинском городке Артемовск, правда, училась во Львове. Однако по никому не известным причинам ее поселили в "элитном", как сказали бы сейчас, партийном общежитии. Это добавляло ей таинственности. О семье ее никто ничего толком не знал. Вроде бы отец ее, перс по национальности, вскоре после ее рождения ушел из семьи. О своей матери - классической матери-одиночке, поднимавшей четырех детей - Шепитько не распространялась. В столице у нее началась другая жизнь, полная честолюбивых надежд и захватывающих планов.

Будущий муж Элем Климов, поступив в тот же институт, заметил ее сразу: "Когда я пришел во ВГИК, обалдел: красавица на красавице. Но Лариса поразила меня сразу, с первого взгляда. Такая красавица! А красавица-то оказалась с характером! Помню, стояли мы на первом этаже ВГИКа в очереди в кассу, стипендию получать, она впереди меня. Попытался я было с ней заговорить -- куда там! Она как-то очень легко и быстро меня отбрила. Дело в том, что хоть Лариса и была младше меня на пять лет, во ВГИК поступила на четыре года раньше -- как студент я был младше ее."

Шепитько училась в мастерской Довженко и Чиаурели. Александр Довженко, седой поэт, создатель "Земли" и "Аэрограда", был влюблен в жизнь. Его кинопоэмы обожествляли землю и дождь, поля и рассветы, улыбку женщины и первый шаг ребенка. Михаил Чиаурели прославился "Битвой за Берлин" -- устрашающим и великолепным фильмом, героической симфонией сталинского ампира. Но на стиль самой Шепитько достижения ее учителей не повлияли. Она словно бы не заметила ни чувственной прелести довженковских лент, ни жутковатого эстетизма Чиаурели. Ее режиссерский стиль сложился сам собой в жару, пыли и болезни.

Весной 1962 года Шепитько отправилась в Киргизию снимать свою дипломную картину "Зной" по рассказу Чингиза Айтматова "Верблюжий глаз". Жестокая красота пустыни покорила ее сразу. Песок и небо - желтые, сухие, пустые - словно отразили внутреннюю жизнь ее персонажей. Это была великолепная метафора бесплодия души, но ей оказалось не так легко воспользоваться.

В съемочной экспедиции случилась вспышка инфекционной желтухи. Заболели почти все - и Лариса, и ее однокурсница, и киргизские актрисы. Врачи твердили, что нужно все бросать, уезжать в Москву и там долго и серьезно лечиться - иначе вирус на всю жизнь останется в организме. Однокурсница Шепитько так и сделала: уехала, вылечилась и думать забыла про режиссуру, не сняв ни одной картины. Шепитько осталась. Каждое утро ее из инфекционного барака на носилках выносили на съемочную площадку и она, не вставая, руководила съемками. Каким-то чудом ее невыдуманная боль пронизала кинопленку - так возник ее первый фильм, мучительно жестокая история про мальчика, попавшего в пустыню взрослой жизни.

В этот момент в жизни Шепитько опять появился Климов. Ему уже было 28, он кое-чему научился во ВГИКе, и она, студентка-пятикурсница, доверила ему помогать ей с монтажом картины. Судьба словно пророчила, что через двадцать лет, после нелепой гибели Шепитько ему придется доснимать последний фильм своей жены с символическим названием "Прощание".

В романе Томаса Манна композитор заключает контракт с дьяволом, согласно которому его гениальный дар неотделим от мучительной болезни. В глухой киргизской степи, на краю света, Шепитько пришлось пережить нечто похожее. Вирус остался в ней навсегда, болезнь тлела, подтачивая ее, до самой смерти. Но вместе с ним она подхватила вирус творчества, высокую болезнь вдохновения. Когда Шепитько вернулась со съемок "Зноя", ее никто не узнавал. Жизнерадостную украинскую красотку словно подменили. Лицо похудело, стало строже, глаза засветились силой. С тех пор Шепитько часто болела, но это не мешало ей властно и верно руководить сумасшедшим домом под названием "кинопроизводство".

Дальше ее карьера покатилась по рельсам, знакомым каждому шестидесятнику. "Зной" был принят хорошо, получил несколько призов, в том числе, на фестивале в Карловых Варах, но уже следующий ее фильм "Крылья" шел в ограниченном прокате. В "Крыльях" Шепитько попыталась рассказать о своей матери, создать портрет поколения, искалеченного войной. Ее героиня (предельно реалистично сыгранная Майей Булгаковой), бывшая военная летчица, по иронии судьбы стала директором школы. Высохшая, суровая, горластая тетка, вся жизнь которой осталась в прошлом, не может понять ни своих учеников, ни единственной дочери. И только когда она вспоминает своего возлюбленного, погибшего на фронте, ее черты неуловимо смягчаются, и все то нерастраченное, милосердное, женское, что унесла с собой война, льется из ее выцветших глаз. "Крылья" были жестким и честным фильмом, но именно это и не понравилось "наверху". Слишком уж горестной представала в нем участь победителей, напрасно, казалось, прошагавших пол-Европы, пол-Земли.

Но больше всего не повезло третьему фильму Шепитько. Это была "Родина электричества" по повести Андрея Платонова. Здесь опять была любимая режиссером натура - высохшая киргизская степь, в которой призраками казались высохшие от голода герои. А еще Шепитько придумала снять этот фильм с помощью широкоугольного объектива: так возникало ощущение безбрежности пространства, увиденного словно бы сверху. Казалось, что "Родина электричества" снята с точки зрения Бога, печально поглядывающего на землю. Это была первая картина, в которой так отчетливо воплотилось религиозное видение мира Шепитько, сближающее ее стиль с минимализмом французского режиссера-экзистенциалиста Робера Брессона.

Но партийным бонзам и минимализм и экзистенциализм были до лампочки. Стоял 1967 год, оттепель шла к концу, Андрей Платонов опять попал под запрет. "Родину электричества" смыли, уничтожив все копии фильма. Шепитько была в отчаянии. Этот фильм казался ей - и недаром - лучшим из всего, что ей удалось снять. Каким-то чудом единственная уцелевшая копия фильма отыскалась спустя двадцать лет, и в 1987 году "Родина электричества" вышла в прокат. Но этой премьеры Шепитько уже не застала.

Позже ей хотели поручить съемки фильма "Белорусский вокзал". Но в кулуарах прошел слух о необычно жесткой трактовке, которую Шепитько собиралась дать оптимистичному сценарию Трунина. Она хотела показать безрадостную послевоенную жизнь старых солдат, спасших мир от войны и не нашедших себе места в этом мире. В результате "Белорусский вокзал" снял Андрей Смирнов.

Шепитько удалось довести до проката картину "Ты и я" по сценарию Геннадия Шпаликова. Но цензура изрезала фильм так, что первоначальный замысел стал практически неразличим. По словам Юрия Визбора, сыгравшего в фильме одну из главных ролей, это должна была быть "история двух людей, драма которых происходила оттого, что ради случайных и необязательных удач, ради престижных перспектив два талантливых ученых-медика отложили свой талант на время (как они полагали) и устремились в мир материально-деловых завоеваний." Это была история духовных неудачников, разрушивших и свою жизнь, и жизнь женщины, которую оба любили. На роль роковой красавицы, по которой сохнут герои, Шепитько позвала femme fatale 60-х Беллу Ахмадуллину. Говорят, на пробах поэтесса играла так великолепно, что обычно спокойная Шепитько бросилась ее целовать. Но наверху Ахмадуллину "отменили". За день до начала съемок режиссеру пришлось уговаривать сняться в главной роли Аллу Демидову. И это было только первое несчастье, постигшее ее замысел.

Тем не менее атмосфера на съемках царила праздничная. Влюблены друг в друга были все - без различия пола, возраста и состояния. Художник по костюмам Слава Зайцев из любви к искусству обшивал всю съемочную группу. Шпаликов и Визбор переписывались шуточными стихами. Знаменитый циркач Мстислав Запашный консультировал при съемках сцены в цирке. Всей группой ходили на концерты Альфреда Шнитке. Но веселое упоение работой опять обернулось ничем. По мнению критиков, "фильм "Ты и я" мог бы стать для Шепитько тем же, что "Зеркало" для Тарковского". Но, искромсанный цензурой, он мог дать только смутное представление о замысле режиссера. Дела у Элема Климова, который к тому времени стал ее мужем, обстояли не лучше. К началу 70-х году ему удалось снять только три фильма - "Добро пожаловать, или Посторонним вход запрещен!", "Похождения зубного врача" и "Спорт, спорт, спорт". Много лет он обивал пороги, пытаясь получить разрешение на съемки фильма про Григория Распутина, но получал одни отказы. Только в 1972 году ему разрешили приступить к съемкам. В том же году 35-летняя Шепитько решилась родить ребенка и впервые столкнулась со смертью.

"Я видела смерть очень близко" -- сказала она в своем последнем интервью. Это произошло в роддоме, где она лежала "на сохранении" за несколько месяцев до родов. Шепитько шла по коридору, поскользнулась, упала и сильно ударилась о батарею. Далек не сразу врачи заметили, что она серьезно повредила позвоночник. Ей сказали, что нужно срочно делать аборт и ложиться на операцию. Иного выхода не было, но только не для Шепитько. Она решила рискнуть жизнью и сохранить ребенка. Целый месяц она, не вставая, лежала на специальной кровати, где ей вытягивали позвоночник. А потом попыталась стать и не могла - за время бездействия все мышцы атрофировались. То, что ей удалось родить сына, стало небольшим чудом.

В жизни Шепитько было много невеселого. Любую удачу ей приходилось выцарапывать у судьбы. Но все вспоминают ее светлым, спокойным человеком. Она всей душой верила в свое призвание, и это помогало ей совершать невозможное. Владимир Гостюхин навсегда запомнил ее слова, сказанные после выхода в свет "Восхождения": "Ты знаешь, меня поражают диссиденты, которые говорят, будто в этой стране ничего делать невозможно. Какая ложь! Можно делать, можно. Если твоя позиция честна, если ты не конформист, если в тебе настоящий честный художник. Просто надо бороться, а если это нужно, то и драться за своё дело..." "Космический оптимизм" -- называют это свойство астрологи. "Восхождение" и стало высшей наградой за эту веру в себя.

Удача "Восхождения", лучшего фильма Шепитько, в котором ее талант ощутимо перерастает в гениальность, особенно поражает, когда замечаешь, как рисковала режиссер, выбирая актеров. В целом ее команда была высокопрофессиональной. Музыку писал Альфред Шнитке, за камерой стоял опытный Владимир Чухнов, следователя изощренно играл Анатолий Солоницын. Но вот для 25-летнего Бориса Плотникова роль Сотникова стала первой серьезной работой в кино. А его партнер Владимир Гостюхин до того, как сыграть предателя Рыбака, вообще работал мебельщиком в театре Советской Армии. И вот этим робким дебютантам Шепитько придумала роли, от которых они до сих пор отсчитывают свою жизнь в искусстве.

На съемках "Восхождения" открылся редкий духовный магнетизм Шепитько. До сих пор все ее актеры считают ее своим духовным наставником. Гостюхин с нежностью вспоминает, как она заставляла его "работать на пределе человеческих возможностей". Плотников говорит о "заповедях Шепитько". Визбор вообще уверяет, что "взгляд Ларисы обладал, как и световой луч, ясным и несомненным давлением".

В повести Василя Быкова "Сотников" Шепитько увидела аллегорическое изложение истории Христа. Два партизана попадают в гестапо. Один, прагматик и умница, соглашается на предательство. Другой, человек не от мира сего, молча выносит все пытки и идет на свою персональную Голгофу - виселицу Шепитько специально сняла так, чтобы напомнить зрителю о крестных муках.

Конечно, партийные цензоры набросились на ее "Восхождение" как цепные псы. Ее обвинили и в мистицизме, и в использовании "религиозной музыки". Чтобы "Восхождение" никогда не вышло на экран, фильм послали на предварительный просмотр первому секретарю ЦК КПСС Белоруссии Петру Машерову. В войну Машеров был партизаном, а в 70-х - кандидатом в члены Политбюро. Казалось, "Восхождение" обречено. Но на закрытом, только для своих просмотре "Восхождения" старый партизан, пустивший под откос не один немецкий поезд, плакал навзрыд. Когда погас экран, он встал и произнес речь, пламенную и несвязную. В результате "Восхождение" выпустили в прокат, а потом отправили по всем мировым фестивалям, и на каждом из них Ларису Шепитько ждал приз.

Однако сумасшедший успех едва не разрушил ее семью. Мина конкуренции всегда заложена в браки режиссеров. У Климова и Шепитько она взорвалась аккурат после премьеры "Восхождения". Фильм Климова про Распутина только что положили на полку. То же самое случилось с его военной картиной "Иди и смотри". Он был на грани отчаяния, а его знаменитая жена разъезжала по всему миру, наслаждалась славой и хорошела от успеха. "Это был, наверное, самый критический момент в наших отношениях," -- вспоминал потом Климов.-"Я даже ушел из дома - в таком находился состоянии... Она подумала, что я к какой-то женщине пошел. А на самом деле я жил у Вити Мережко, но Лариса этого так и не узнала. Я не признавался потом. И у нее хватило и мудрости, и сердечности, и любви, и такта как-то меня привести в порядок..."

Именно в компании с Климовым Шепитько пережила самое странное происшествие в своей жизни. Они были в Чехословакии и заехали в старинный замок. Едва войдя в главный зал, Шепитько остановилась и сказала: "Я здесь была". Посмотрела на стол: "Здесь играли в покер". Со стола сняли скатерть, и действительно открылось зеленое сукно. А поднявшись на галерею Климов с изумлением увидел портрет жены в платье 18-го века. Хозяйка замка была похожа на Шепитько как две капли воды. После смерти жены Климов специально заказал копию портрета и повесил ее у себя в кабинете.

Что это было? Совпадение? Только не для Шепитько. Там, где для других было совпадение, для нее была судьба. Поэтому когда в 1978 году знаменитая прорицательница Ванга предсказала ей близкую смерть, Шепитько не усомнилась ни на секунду. Просто пошла с подругой в ближайшую церковь и попросила ее обещать, что после ее смерти та позаботится о ее сыне. Ванга не назвала точной даты, но сказала, что самым опасным для Ларисы будет лето 1979 года. "Лето и машина".

Ранним утром второго июля 1979 года на Ленинградское шоссе с проселочной дороги выехала черная "Волга" Лариса Шепитько вместе с членами своей группы ехала на съемки своего новго фильма "Прощание с Матерой". Этот участок шоссе, недалеко от поворота на озеро Селигер, местные гаишники давно окрестили "Бермудским треугольником". Каждый год здесь происходит масса необъяснимых аварий. Съемочная группа "Прощания с Матерой" знала все легенды про этот участок и уже устала вышучивать местные суеверия.

В это же время Элем Климов проснулся в своей квартире в холодном поту. Он видел во сне Ларису. Она сидит в черной "Волге". Машина едет по пустынному шоссе, вдалеке на встречной полосе виден грузовик. Внезапно "Волга" сворачивает на встречную полосу и летит в лоб грузовику. "Я закричал, вскочил, потом долго ходил по квартире, не мог придти в себя, курил," -- вспоминал потом Климов. Едва очнувшись от кошмара, он машинально посмотрел на часы. Цифры на электронном циферблате показывали 5.18 - ни у кого в России пока не было таких часов.

Эти часы Шепитько привезла из Торонто, где показывала свое "Восхождение". После просмотра к ней подошел Дональд Сазерленд и стал перед ней на колени. "У меня нет цветов, -- сказал он. - Можно я подарю вам часы?" И он протянул Шепитько электронные "Сейко". Эту диковинку без циферблата, только с цифрами, она передарила мужу.

Ровно через двадцать минут, в 5.38 черная "Волга", разогнавшись на пустом шоссе, выехала на встречную полосу. В лоб ей летел нивесть откуда взявшийся грузовик.

Виктория Никифорова