Главная
Пьесы
Проза
Статьи
Путешествия
Фото
Видео
Архив
Who I am

                                       

Предметы роскоши

Пьеса про детей в двух актах

 

 

Действующие лица

Лена.

Дима.

Миша.

Мур.

 

 

Действие происходит в одной и той же, небольшой и небогатой  московской квартире на протяжении последних 20-30 лет. Оно начинается во второй половине 1980-х, а заканчивается в наше время.

Слева -- комната, обставленная старомодной мебелью и вся заваленная книгами.

Справа – прихожая, двери на лестницу и в кухню.

 

Акт 1

Картина 1

Примерно 1986 год. Лето. Ночь. В кровати спят Лена и Дима. Внезапно тишину нарушает рев автомобильной сигнализации за окном.

Лена: Сволочь… М-м-м… какая сволочь…

Дима: Брось. Спи.

Сигнализация смолкает. Лена и Дима, побормотав и поворочавшись, засыпают. Сигнализация включается снова. Лена рывком садится на кровати.

Спи… Я с ним… это…

Лена: Молчи.

Дима: Мы с ним… это…

Лена: Просто не говори ничего.

Сигнализация смолкает.

Дима (ворочается, включает ночник). Я с ним поговорил вчера. Он обещал наладить сигнализацию… Ложись, зай.

Лена: Фарцовщик проклятый.

Дима: Противно слушать тебя. Федерико свободным предпринимательством занимается,  что здесь такого? Ты посмотри, что в стране происходит! Кооперативы, гласность, коммерческие там всякие эти... Горбачев, говорят, частную собственность вернуть собирается. Мы еще про Федерико мемуары писать будем…

Лена: Да он же в тюрьме сидел!

Дима: За политику.

Лена: За валюту.

Дима: Очнись, дорогая! Где, в какой цивилизованной стране мира человека сажают за обмен валюты?!

Лена: Да он просто жлоб и сволочь. И ты прекрасно это понимаешь. Вот ты сам бы пошел джинсами из-под полы торговать?

Дима: Просто у меня нет таланта к свободному предпринимательству.

Лена: И слава богу.

Дима: Бога нет.

Сигнализация взвывает опять. Лена хватает будильник с тумбочки, кидается к окну. Дима ее удерживает. Лена пытается швырнуть будильник в окно.

Дима (постепенно ее одолевает, усаживает на кровать, обнимает, трогает лоб). У тебя что, температура?

Лена: У меня токсикоз.

Дима: Что? Откуда?!

Лена (мягко): От верблюда.

Дима: Этого не может быть. Этого… не может… быть.

Лена: Эти… резиночки… они, по-моему, не того…

Дима: Федерико клялся, что ему их прямо из Америки привезли. Три месяца назад. В Шереметьево передали.

Лена (вертит в руках упаковку презервативов). С каких это пор в Америке иероглифами пишут?

Дима: Дай… Правда… Вот сволочь…

Лена: Он не сволочь. Он свободный предприниматель.

Пауза.

Дима: А ты уверена, зай?

Лена: Я -- нет. Врач -- уверена.

Пауза

Дима: Слушай, ну ведь сейчас, я думаю, не время… а, зай?

Лена: Конечно.

Дима: У тебя диссертация, у меня диссертация…

Лена: Ну да.

Дима: Денег нету

Лена: Ага.

Дима: Нет, если ты думаешь…

Лена: Да ничего я не думаю!

Дима: Не кричи.

Лена: Ты прав. Я уже все решила. Марья Васильевна возьмет двести рублей и все сделает. И больничный выпишет.

Дима: Сколько?

Лена: Ну, у нас же была заначка. На отпуск.

Пауза.

Дима: А знаешь, что?..

Сигнализация включается снова. Лена, улучив момент, выворачивается от Димы и бросается к окну. Он кидается за ней. Небольшая потасовка. Сигнализация смолкает. Дима выпускает Лену, и в этот момент она бросает будильник за окно. Сигнализация взвывает снова. Лена в ужасе приседает, прикрыв голову руками.

 

Картина 2

Наше время. Лето. День в разгаре. Окна нараспашку. В кровати, укрывшись одеялом до подбородка, лежат Миша и девушка. Пауза. Миша выпрастывает руку из-под одеяла.

Миша:  Меня, кстати, Миша зовут.

Девушка (пожимает руку). Очень приятно. Мур.

Миша: Мяу.

Мур: Не смешно.

Миша: А почему Мур?

Мур: Так надо.

Миша: А по-настоящему как?

Мур: Неважно.

Миша: Прикольно так знакомиться, да? В постели… Я вот однажды…

За окном включается автомобильная сигнализация – та же самая, что в первой сцене. Мур подскакивает, придерживая одеяло у подбородка. Со двора слышен невнятный шум мужских голосов.

Чего ты?

Мур: Они машины бьют?

Миша: Да ты что?! Это тачка соседская, уже двадцать лет под окном стоит. И сколько я ее помню, вечно завывает. Воробей пукнет, она воет.

Мур: Я посмотрю.

Миша: Лежи. Тебе надо согреться. Они уже все, пошумят сейчас и разойдутся.

Мур: Откуда ты знаешь?

Миша: Это мои друзья.

Мур садится в кровати. Она полностью одета, но одежда ее мокрая до нитки. На ней блузка, застегнутая под горло, длинная юбка, на плечах – развязавшийся платок.

Мур: Эти фашисты твои друзья?

Миша: Да какие они фашисты? Просто дураки.

Мур: То есть ты тоже вот так по улицам ходишь и прохожих девиц в пруд толкаешь?

Миша вылезает из кровати. С него тоже течет вода.

Миша (снимает рубашку, выжимает ее). Я, если ты не заметила, прохожих девиц спасаю. А эти ребята... Они в нашем дворе живут. Они не всегда такие были. Просто…

Мур: Что просто?

Миша: Они не любят тех, кто хоть чем-то от них отличается. Думаешь, они меня не били? Еще как. И в пруд толкали. Я уж там все дно изучил. Они решили, что ты мусульманка, наверное… Ты мусульманка?

Мур: Почему?

Миша: Ну, платок такой… Юбка…

Мур: Это православный платок. Я же из храма шла!

Миша: Ну, я ж говорю, дураки.

Мур подходит к окну.

(Идет в сторону кухни.) Православные что предпочитают – чай или кофе?

Мур: Я не православная.

Миша: Загадка на загадке.

Мур: Я пойду.

Миша: Нет уж извини, после того, как ты разделила со мной ложе, ты не можешь так просто уйти и меня бросить… Как честная женщина, моя дорогая… (Ведет ее на кухню.)

Они еще не ушли, а в комнате появляются его родители, Лена и Дима, и действие переносится в 1980-е.  

 

Картина 3

Лена с заметным животом гадает на картах. Дима стучит на древней пишущей машинке.

Лена: Любовный интерес… со слезами…

Дима (выдав длинную очередь, откидывается на спинку стула, потягивается). Ну, какой любовный интерес может быть у пятимесячного эмбриона?

Лена: Споры, слезы… Казенный дом… Димыч, восьмерка пик, казенный дом!

Дима: А что это такое?

Лена: Ну, как, в тюрьму он сядет.

Дима: Чушь какая! Ну, понятно, что для цыганки неграмотной в старые времена казенный дом – это непременно тюрьма. А вообще-то это что угодно. Университет, например. Или баня. А в твоем случае, Карменсита, это, скорее всего, роддом. (Встает, напевая из «Кармен», сцены гадания.)

Лена: Чего ты такой веселый? Пошло?

Дима (делает несколько приседаний и упражнений). Ты не представляешь!.. Это не кандидатская! Это докторская, ей-богу… Нет, ты просто не представляешь…

Лена: Да чего не представляю-то?

Дима: Как бы тебе это… А, вот, смотри… (Становится на стул, выдерживает паузу, спускается на пол и торжествующе смотрит на Лену.)

Дима: Понимаешь?!

Лена: Да куда уж мне?

Дима: Пространство анизотропно!

Лена: Да что ты говоришь?

Дима: Ладно… Я ведь тоже не понимаю, зачем твоя Хильдегарда Бингенская писала верлибром…

Лена: Ничего, тебя Ирка поймет.

Дима: А при чем тут Ирка?

Лена: А она звонила вчера. В одиннадцать вечера, между прочим.

Дима: И что сказала?

Лена: А почему ты интересуешься?

Дима: Мать, опомнись, а? Мы с Иркой на одной кафедре, у нас один руководитель, у нас похожие темы. Ну почему она не может позвонить мне по работе, а?

Лена: Потому что с ней ты болтаешь целыми часами. И смеешься! И сидишь с ней на кафедре! А я тут прозябаю одна со своей Хильдегардой…

Потому что Ирка красивая…

Дима:… и вовсе не красивая

Лена: (бросает карты). Зато худая!.. А я… ты посмотри на меня! Ну, кому я такая нужна?!.. Я рожу, ты вообще уйдешь!..

Дима (обнимает ее). Это прогестерон бушует, эстроген по жилочкам бежит. Это сейчас пройдет…

Лена: Мне так тошно, Димыч. Я всего боюсь… Зачем мы этого ребенка дурацкого решили завести?!

Тихо входят Миша и Мур, садятся на диванчик, пьют кофе, разговаривают о чем-то. Мы их не слышим, Лена и Дима не замечают.

Дима: Да ты сама так захотела…

Лена: Да он сам захотел! Я тебе клянусь, я тогда сижу у Марьи, уже двести рублей пересчитываю, чтобы ей отдать. И вдруг встаю – и на выход. Я сама не знаю почему. Ни мыслей, ни чувств, ни-че-го. Она меня спрашивает о чем-то, а я не слышу, иду себе и иду. Я тебе точно говорю, я ничего не решала. Это он сам все за меня решил.

Дима: Ну и ладно, зай. Ну и славненько. Зато в отпуск поедем. В Алупку, давай? Снимем опять у той бабки домик под каштанами, а?

Лена: Мне нельзя в Алупку, Димыч. Мне вообще ничего нельзя. Господи, ну зачем мы все это затеяли? Знаешь, у меня такие мысли странные... Я раньше мальчика хотела, а теперь мне страшно… Лучше бы, наверное, девочку.

Дима: Почему?

Лена: Ну, видишь, девятка пик.

Дима: Ну и что?

Лена: Девятка пик с четырьмя королями значит пьянство

Дима: Интеллигентная женщина! Не стыдно?

Лена: Пушкину можно, а мне нельзя?

Дима: Где твои бакенбарды, брат Пушкин?

Лена: И ничего смешного. Вот вырастет, станет пьяницей как дядя Игнатий. Пропьет тут все. Будет меня бить, матом ругаться…

Дима: Романтично.

Лена: Сопьется в тридцать лет. Ну, зачем это все? Ну, почему это нельзя как-то отменить? А может, родить и отказаться?

Дима молча смотрит в ту сторону, где на диванчике сидят Миша и Мур. Они пьют кофе.

Миша: …Федерико в честь Феллини.

Мур: Он что, режиссером был?

Миша: Да нет, просто первый раз его задержали, когда он приглашениями поддельными в Дом кино торговал на «Восемь с половиной». Ну, он с тех пор и говорил всем, что пострадал за искусство. А потом он эту «вольво» купил, самую первую в Москве… У нее сигнализация уже тогда поломана была. Каждую ночь – у-у-у! Моя мама однажды разозлилась. Сорвала со стенки ходики…

Мур: Что?

Миша: Ну, часы такие, большие, старинные с маятником. И ка-ак швырнет их в эту вольво.

Лена: Ну что за ерунда?! Это был будильник!

Дима (Лене): И от этого ты хочешь отказаться?

Миша и Мур продолжают неслышно разговаривать. Дима и Лена рассматривают Мишу.

Дима (Лене): Смотри, какой мужик вымахал. Косая сажень в плечах. Глаза, как у деда Василия.

Лена: Глаза, как у меня!.. Подбородок - да, подбородок, как у деда… А нос твой, да?

Дима: Ну, не знаю, не знаю. Нос какой-то не наш, не кузнецовский. Может, в соседа какого?

Лена шутя замахивается на Диму. Голоса Мур и Миши слышны вновь.

Миша: …А потом его посадили еще раз, и он пропал.

Мур: Совсем пропал?

Миша: Нет, лет десять назад выплыл. Только стал он уже Федором Ивановичем, отрастил бороду, стал крест носить навыпуск и ездил уже на «лексусе». Спонсировал там концерты какие-то. Виллу в Ницце купил. Потом опять сел. Правда, уже в Штатах.

Мур: Спираль развития. Прямо по Гегелю. Интересно, где он будет сидеть на следующем витке?

Миша: Это сейчас в воскресных школах Гегеля проходят? Хорошо-о.

Мур: Гегеля в МГУ проходят.

Миша: Круто. А на кого ты учишься?

Мур: На генетика.

Миша: А это, чтобы из пробирки размножаться? Расскажи. Я с детства интересуюсь вопросами размножения.

Мур: Не хочу. Расскажи еще про Федерико.

Миша: Ну, что еще сказать? Сидит он в тюрьме штата Калифорния. Тюрьмы там переполнены. Условия содержания не фонтан. Но я почему-то думаю, что ему и там неплохо. И вот смотри, что смешно. Двадцать лет назад мой папа, кандидат физико-математических наук, бегал на митинги и за что-то боролся. Он-то думал, что борется за свободу научных исследований. А получилось, что он боролся за то, чтобы его сосед Федерико купил виллу в Ницце и получил срок в Калифорнии. Революция фарцовщиков. Прикинь, да?

Лена (Диме): Ты что-нибудь понял?

Дима: Ни слова. Но говорит-то как складно!

Лена: Весь в меня!

Дима: А девушка у него какая? Умница, красавица, генетик.

Лена: Ну уж, красавица…

Дима: Ты просто ревнуешь.

Лена: Не говори глупостей.

Дима: Не говори как твоя мама.

Лена: Мне кажется, они сейчас поцелуются.

Дима: Не подсматривай. Пошли.

Лена: Не мешай. Я же должна знать…

Дима: Если ты откажешься от него, ты никогда ничего не узнаешь… Пойдем-пойдем, я тебе валерьяночки заварю, зай…

 

Целиком пьесу можно прочитать в журнале «Современная драматургия», 2010, номер 2.