Предметы роскоши
Пьеса
про детей в двух актах
Действующие лица
Лена.
Дима.
Миша.
Мур.
Действие
происходит в одной и той же, небольшой и небогатой московской квартире на протяжении последних
20-30 лет. Оно начинается во
второй половине 1980-х, а заканчивается в наше время.
Слева -- комната, обставленная старомодной мебелью и вся
заваленная книгами.
Справа
– прихожая, двери на лестницу и в кухню.
Акт 1
Картина 1
Примерно
1986 год. Лето. Ночь. В кровати спят Лена и Дима. Внезапно тишину нарушает рев
автомобильной сигнализации за окном.
Лена: Сволочь…
М-м-м… какая сволочь…
Дима: Брось. Спи.
Сигнализация
смолкает. Лена и Дима, побормотав и поворочавшись, засыпают. Сигнализация
включается снова. Лена рывком садится на кровати.
Спи… Я с ним… это…
Лена: Молчи.
Дима: Мы с ним… это…
Лена: Просто не говори ничего.
Сигнализация
смолкает.
Дима (ворочается, включает ночник). Я с ним поговорил вчера. Он обещал
наладить сигнализацию… Ложись, зай.
Лена: Фарцовщик проклятый.
Дима: Противно слушать тебя. Федерико
свободным предпринимательством занимается,
что здесь такого? Ты посмотри, что в стране происходит! Кооперативы, гласность, коммерческие там всякие
эти... Горбачев, говорят, частную собственность
вернуть собирается. Мы еще про Федерико мемуары
писать будем…
Лена: Да он же в тюрьме сидел!
Дима: За политику.
Лена: За валюту.
Дима: Очнись, дорогая! Где, в какой
цивилизованной стране мира человека сажают за обмен валюты?!
Лена: Да он просто жлоб и сволочь. И ты прекрасно это понимаешь. Вот ты сам бы
пошел джинсами из-под полы торговать?
Дима: Просто у меня нет таланта к
свободному предпринимательству.
Лена: И
слава богу.
Дима: Бога нет.
Сигнализация
взвывает опять. Лена хватает будильник с тумбочки, кидается к окну. Дима ее
удерживает. Лена пытается швырнуть будильник в окно.
Дима (постепенно ее одолевает, усаживает на кровать, обнимает, трогает лоб). У тебя что, температура?
Лена: У меня токсикоз.
Дима: Что? Откуда?!
Лена (мягко): От верблюда.
Дима: Этого не может быть. Этого…
не может… быть.
Лена: Эти… резиночки… они,
по-моему, не того…
Дима: Федерико клялся, что ему их
прямо из Америки привезли. Три месяца назад. В Шереметьево передали.
Лена (вертит в руках упаковку презервативов). С каких это пор в Америке
иероглифами пишут?
Дима: Дай… Правда…
Вот сволочь…
Лена: Он не сволочь. Он свободный
предприниматель.
Пауза.
Дима: А ты уверена, зай?
Лена: Я -- нет.
Врач -- уверена.
Пауза
Дима: Слушай, ну ведь сейчас, я
думаю, не время… а, зай?
Лена: Конечно.
Дима: У тебя диссертация, у меня
диссертация…
Лена: Ну да.
Дима: Денег нету…
Лена: Ага.
Дима: Нет, если ты думаешь…
Лена: Да ничего я не думаю!
Дима: Не кричи.
Лена: Ты прав. Я уже все решила.
Марья Васильевна возьмет двести рублей и все сделает. И больничный выпишет.
Дима: Сколько?
Лена: Ну, у нас же была заначка. На
отпуск.
Пауза.
Дима: А знаешь, что?..
Сигнализация
включается снова. Лена, улучив момент, выворачивается от Димы и бросается к
окну. Он кидается за ней. Небольшая потасовка. Сигнализация смолкает. Дима
выпускает Лену, и в этот момент она бросает будильник за окно. Сигнализация взвывает
снова. Лена в ужасе приседает, прикрыв
голову руками.
Картина 2
Наше
время. Лето. День в разгаре. Окна нараспашку. В кровати, укрывшись одеялом до
подбородка, лежат Миша и девушка. Пауза. Миша выпрастывает руку из-под одеяла.
Миша: Меня, кстати, Миша зовут.
Девушка (пожимает руку). Очень приятно. Мур.
Миша: Мяу.
Мур: Не смешно.
Миша: А почему Мур?
Мур: Так надо.
Миша: А по-настоящему как?
Мур: Неважно.
Миша: Прикольно так знакомиться,
да? В постели… Я вот однажды…
За
окном включается автомобильная сигнализация – та же самая, что в первой сцене. Мур
подскакивает, придерживая одеяло у
подбородка. Со двора слышен невнятный
шум мужских голосов.
Чего ты?
Мур: Они машины бьют?
Миша: Да ты что?! Это тачка
соседская, уже двадцать лет под окном стоит. И сколько я ее
помню, вечно завывает. Воробей пукнет, она воет.
Мур: Я посмотрю.
Миша: Лежи. Тебе надо согреться.
Они уже все, пошумят сейчас и разойдутся.
Мур: Откуда ты знаешь?
Миша: Это мои друзья.
Мур
садится в кровати. Она полностью одета, но одежда ее мокрая до нитки. На ней
блузка, застегнутая под горло, длинная юбка, на плечах – развязавшийся платок.
Мур: Эти фашисты твои друзья?
Миша: Да какие они фашисты? Просто дураки.
Мур: То есть ты тоже вот так по
улицам ходишь и прохожих девиц в пруд толкаешь?
Миша
вылезает из кровати. С него тоже течет вода.
Миша (снимает рубашку, выжимает ее). Я, если ты не заметила, прохожих
девиц спасаю. А эти ребята... Они в нашем дворе живут. Они не всегда такие
были. Просто…
Мур: Что просто?
Миша: Они не любят тех, кто хоть
чем-то от них отличается. Думаешь, они меня не били? Еще как. И в пруд толкали.
Я уж там все дно изучил. Они решили, что ты мусульманка, наверное…
Ты мусульманка?
Мур: Почему?
Миша: Ну, платок такой… Юбка…
Мур: Это православный платок. Я же
из храма шла!
Миша: Ну, я ж говорю, дураки.
Мур
подходит к окну.
(Идет
в сторону кухни.) Православные что предпочитают – чай или кофе?
Мур: Я не православная.
Миша: Загадка на загадке.
Мур: Я пойду.
Миша: Нет уж извини, после того,
как ты разделила со мной ложе, ты не можешь так просто уйти и меня бросить… Как честная женщина, моя дорогая… (Ведет ее на кухню.)
Они
еще не ушли, а в комнате появляются его родители, Лена и Дима, и действие
переносится в 1980-е.
Картина 3
Лена
с заметным животом гадает на картах. Дима стучит на древней пишущей машинке.
Лена: Любовный интерес… со слезами…
Дима (выдав длинную очередь, откидывается на спинку стула, потягивается). Ну, какой любовный
интерес может быть у пятимесячного эмбриона?
Лена: Споры, слезы… Казенный дом…
Димыч, восьмерка пик, казенный дом!
Дима: А что это такое?
Лена: Ну, как, в тюрьму он сядет.
Дима: Чушь
какая! Ну, понятно, что для цыганки неграмотной в старые времена казенный дом –
это непременно тюрьма. А вообще-то это что угодно. Университет, например. Или
баня. А в твоем случае, Карменсита, это, скорее всего, роддом. (Встает, напевая из «Кармен», сцены
гадания.)
Лена: Чего ты такой веселый? Пошло?
Дима (делает несколько приседаний и
упражнений). Ты не представляешь!.. Это не кандидатская!
Это докторская, ей-богу… Нет, ты просто не
представляешь…
Лена: Да чего не представляю-то?
Дима: Как бы тебе это… А, вот, смотри… (Становится
на стул, выдерживает паузу, спускается на пол и торжествующе смотрит на Лену.)
Дима: Понимаешь?!
Лена: Да куда уж мне?
Дима: Пространство анизотропно!
Лена: Да что ты говоришь?
Дима: Ладно…
Я ведь тоже не понимаю, зачем твоя Хильдегарда Бингенская писала верлибром…
Лена: Ничего, тебя Ирка поймет.
Дима: А при чем тут Ирка?
Лена: А она звонила вчера. В
одиннадцать вечера, между прочим.
Дима: И что сказала?
Лена: А почему ты интересуешься?
Дима: Мать, опомнись, а? Мы с Иркой
на одной кафедре, у нас один руководитель, у нас похожие темы. Ну почему она не
может позвонить мне по работе, а?
Лена: Потому что с ней ты болтаешь
целыми часами. И смеешься! И сидишь с ней на кафедре! А я тут прозябаю одна со своей Хильдегардой…
Потому что Ирка красивая…
Дима:… и вовсе не красивая…
Лена: (бросает карты). Зато худая!.. А я… ты посмотри на меня! Ну, кому я
такая нужна?!.. Я рожу, ты вообще уйдешь!..
Дима (обнимает ее). Это прогестерон
бушует, эстроген по жилочкам бежит. Это сейчас пройдет…
Лена: Мне так тошно, Димыч. Я всего
боюсь… Зачем мы этого ребенка дурацкого решили
завести?!
Тихо
входят Миша и Мур, садятся на диванчик, пьют кофе, разговаривают о чем-то. Мы
их не слышим, Лена и Дима не замечают.
Дима: Да ты сама так захотела…
Лена: Да он сам захотел! Я тебе
клянусь, я тогда сижу у Марьи, уже двести рублей пересчитываю, чтобы ей отдать.
И вдруг встаю – и на выход. Я сама не знаю почему. Ни мыслей, ни чувств,
ни-че-го. Она меня спрашивает о чем-то, а я не слышу, иду себе и иду. Я тебе
точно говорю, я ничего не решала. Это он сам все за меня решил.
Дима: Ну и ладно, зай. Ну и
славненько. Зато в отпуск поедем. В Алупку, давай? Снимем опять у той бабки
домик под каштанами, а?
Лена: Мне нельзя в Алупку, Димыч.
Мне вообще ничего нельзя. Господи, ну зачем мы все это затеяли? Знаешь, у меня
такие мысли странные... Я раньше мальчика хотела, а теперь мне страшно… Лучше
бы, наверное, девочку.
Дима: Почему?
Лена: Ну, видишь, девятка пик.
Дима: Ну и что?
Лена: Девятка пик с четырьмя
королями значит пьянство
Дима: Интеллигентная женщина! Не
стыдно?
Лена: Пушкину можно, а мне нельзя?
Дима: Где твои бакенбарды, брат
Пушкин?
Лена: И ничего смешного. Вот
вырастет, станет пьяницей как дядя Игнатий. Пропьет
тут все. Будет меня бить, матом ругаться…
Дима: Романтично.
Лена: Сопьется в тридцать лет. Ну,
зачем это все? Ну, почему это нельзя как-то отменить? А может, родить и
отказаться?
Дима
молча смотрит в ту сторону, где на диванчике сидят Миша и
Мур. Они пьют кофе.
Миша: …Федерико в честь Феллини.
Мур: Он что, режиссером был?
Миша: Да нет, просто первый раз его
задержали, когда он приглашениями поддельными в Дом кино торговал на «Восемь с
половиной». Ну, он с тех пор и говорил всем, что пострадал за искусство. А
потом он эту «вольво» купил, самую первую в Москве… У
нее сигнализация уже тогда поломана была. Каждую ночь – у-у-у! Моя мама однажды
разозлилась. Сорвала со стенки ходики…
Мур: Что?
Миша: Ну, часы такие, большие,
старинные с маятником. И ка-ак швырнет их в эту вольво.
Лена: Ну что за ерунда?! Это был
будильник!
Дима (Лене): И от этого ты хочешь отказаться?
Миша
и Мур продолжают неслышно разговаривать. Дима и Лена рассматривают Мишу.
Дима (Лене): Смотри, какой мужик вымахал. Косая сажень в плечах. Глаза,
как у деда Василия.
Лена: Глаза, как у меня!..
Подбородок - да, подбородок, как у деда… А нос твой,
да?
Дима: Ну, не знаю, не знаю. Нос
какой-то не наш, не кузнецовский. Может, в соседа
какого?
Лена
шутя замахивается на Диму. Голоса Мур и Миши слышны
вновь.
Миша: …А потом его посадили еще
раз, и он пропал.
Мур: Совсем пропал?
Миша: Нет, лет десять назад выплыл.
Только стал он уже Федором Ивановичем, отрастил бороду, стал крест носить
навыпуск и ездил уже на «лексусе». Спонсировал там концерты какие-то. Виллу в
Ницце купил. Потом опять сел. Правда, уже в Штатах.
Мур: Спираль развития. Прямо по
Гегелю. Интересно, где он будет сидеть на следующем витке?
Миша: Это сейчас в воскресных
школах Гегеля проходят? Хорошо-о.
Мур: Гегеля в МГУ проходят.
Миша: Круто. А на кого ты учишься?
Мур: На генетика.
Миша: А это, чтобы из пробирки
размножаться? Расскажи. Я с детства интересуюсь вопросами размножения.
Мур: Не хочу. Расскажи еще про Федерико.
Миша: Ну, что еще сказать? Сидит он
в тюрьме штата Калифорния. Тюрьмы там переполнены. Условия содержания не
фонтан. Но я почему-то думаю, что ему и там неплохо. И вот смотри, что смешно.
Двадцать лет назад мой папа, кандидат физико-математических наук, бегал на
митинги и за что-то боролся. Он-то думал, что борется за свободу научных
исследований. А получилось, что он боролся за то, чтобы его сосед Федерико
купил виллу в Ницце и получил срок в Калифорнии. Революция фарцовщиков.
Прикинь, да?
Лена (Диме): Ты что-нибудь понял?
Дима: Ни слова. Но говорит-то как
складно!
Лена: Весь в меня!
Дима: А девушка
у него какая? Умница, красавица, генетик.
Лена: Ну
уж, красавица…
Дима: Ты просто ревнуешь.
Лена: Не говори глупостей.
Дима: Не говори как твоя мама.
Лена: Мне кажется, они сейчас
поцелуются.
Дима: Не подсматривай. Пошли.
Лена: Не мешай. Я же должна знать…
Дима: Если ты откажешься от него,
ты никогда ничего не узнаешь… Пойдем-пойдем, я тебе
валерьяночки заварю, зай…
Целиком пьесу можно
прочитать в журнале «Современная драматургия», 2010, номер 2.