Главная
Архив
    Спектакли
    истории
    фильмы
    люди

«Арто и его двойник»

Смотреть подано

В Центре им. Мейерхольда вышел спектакль «Арто и его двойник». Главное его достоинство – обильное меню

Помните главный кошмар детства? Сидишь в театре, до антракта далеко. На сцене кипит самовар и аппетитно закусывают купцы Островского, а ты тихонько, не дыша, пытаешься развернуть заначенную шоколадку. Но шуршит предательская фольга, и классная руководительница, пронзая тебя всевидящим взглядом шипит «Прекрати немедленно!» И глубокое отвращение к прекрасному пронизывает твою душу.

Театр – одно из самых репрессивных искусств по отношению к зрителю. Шоколадками не шурши, во время спектакля не ходи, заснул – не храпи, мобильный и пейджер отключи. И ни в коем случае, под страхом общественной смерти, не ешь.

В издевательстве над публикой театр уступает разве что классической музыке. Именно поэтому он и проигрывает кинематографу. Дело здесь не в актуальности сюжетов и остроумии диалогов Аристофан и сейчас даст фору голливудскому сценаристу. Просто людям в театре неудобно и голодно. Театральная публика стареет на глазах, как в «Сказке о потеряном времени». Молодые зрители не понимают, ради каких-таких достижений искусства они должны сидеть в жестких, узких креслах, где и ноги-то не вытянешь. И вместо стакана с попкорном и банки пива мусолить в руках облезлую программку.

Эсхил с маслинами

Связь театра с едой уходит в самую глухую древность. Премьеры великих древнегреческих пьес, которые зубрят в вузах две с половиной тысяч лет спустя, живо напоминали пикник на свежем воздухе. Афинское семейство, пользуясь законным выходным, уходило в театр на целый день, предусмотрительно запасаясь винцом, хлебом, сыром и маслинами. Так, распивая и закусывая, смотрели граждане Афин «Орестею» и "Царя Эдипа".

И ничего, Эсхил с Софоклом не обижались.
«Гамлет» в открытом театре «Глобус» шел под выкрики торговцев, продававших эль и апельсины. «Слуга двух господ» -- под разговоры в ложах, где тоже непрестанно что-то жевали. Русский народный театр начинался на ярмарке и служил естественным дополнением к масленичным блинам и холодной водке. Однако как только хозяином театра стал режиссер, эту вольницу моментально прекратили. Театр превратился в храм, и худшим оскорблением Мельпомены стало погрызть чего-нибудь между стенаниями Нины Заречной.

Но древний инстинкт жив в публике до сих пор. Посмотрите, как заходит народ в зрительный зал – вяло, озираясь, нога за ногу. И как бодро, перепрыгивая через ступеньки и обгоняя слабых на повороте, мчится та же толпа в буфет в антракте.

«Чайка» под соусом

Нельзя сказать, что театры совсем забыли о естественных потребностях зрителя. Тем более, что, подкармливая публику, они умудряются зарабатывать на жизнь. Директоры сдают площади государственных театров в аренду барам и ресторанам. И Мельпомена не в обиде за счет арендных поступлений актеры получают небольшую прибавку к скудной зарплате. Естественно, за аренду платят практически целиком черным налом. Совсем недавно театральная общественность пришла в ужас, когда правительство издало указ о том, что театры должны сдавать всю свою выручку в государственное казначейство. Впрочем, указ быстро замяли.

Обычный театральный буфет тоже может стать золотым дном для его владельцев. Булгаковский буфетчик из «Варьете» недаром хранил под полом золотые десятки. Сейчас деньги чаще всего добываются так буфет торгует крепкими алкогольными напитками, не купив на это специальной лицензии. Именно так до недавнего времени пополнялась касса в театре «Et Cetera», но недавно потрясенные зрители увидели, что из всех напитков остались только сок и кока-кола. Пришось срочно доставть лицензию – соленые шутки Калягина-короля Ubu хорошо идут только под коньяк.

Но традиции театра-храма все еще сильны. Дело в том, что в России официальный театр и начинался как храмовое действо. Первые спектакли при дворе Алексея Михайловича шли по восемь часов, причем придворные выстаивали их на ногах – как церковную службу. Зато сюжеты были очень возвышенными, библейскими. Та же закономерность сохранилась до сих духовность театра обратно пропорциональна комфорту зрителей.

Так, настоящим шоком для поклонников Анатолия Васильева стало открытие в новом театральном здании его «Школы драматического искусства» настоящего буфета. Пускай, ассортимент его скуден, из алкогольных напитков присутствует только водка, а присесть вообще негде. Но все-таки это огромный прорыв в отношении к зрителю. Ведь экспериментальный театр Васильева всегда славился отсутствием афиш, буфета, гардеробщиков и прочих пошлых театральных аксессуаров.

Но как бы ни раскрепощались нравы, шелестеть шоколадной оберткой на представлении по-прежнему смерти подобно. Особенно на малой сцене, где так любят ставить свои спектакли режиссеры-экспериментаторы. Там актеры играют на расстоянии протянутой руки от зрителя, замечая любое шевеление в публике. На спектакле замечательного режиссера Алексея Левинского двоих школьников угораздило сесть в первом ряду с кока-колой. Заслуженная артистка Татьяна Рудина, исполнявшая роль стервозной барыни, подошла к ним, вырвала недопитые банки и выбросила их за кулисы. А надо видеть, как смотрит Сергей Маковецкий в «Черном монахе» на зрителя, случайно зашелестевшего бумажкой. А когда недавно на спектакле «Антигона» на малой сцене МХАТ мой сосед уронил на пол бинокль, целый зал – все триста человек! – обрадовавшись развлечению, обернулся и посмотрел на него. Человек чуть не умер от смущения.

В то время, как зрители сидят в темном зале тихо, как мышки, артисты на сцене позволяют себе все, что хотят. Пьют напитки, по большей части алкогольные. Едят разные блюда, совершенно не желая обходиться «игрой с воображаемым предметом». Раздеваются. Ругаются матом. А попробуй зритель хлебнуть из фляжки коньяку – его осудят его же соседи «Бескультурье!»

Арто с круассанами

Арто – это не марка  коньяка. Антонен Арто – так звали французского реформатора театра, актера и режиссера, который проповедовал «театр жестокости», поставил несколько неудачных спектаклей, сошел с ума и умер вскоре после второй мировой. В 60-е годы его идеи оказались востребованы мировым театральным сообществом. Арто стал предметом культа, режиссеры попытались извлечь некую систему из его страстных и бессвязных сочинений и даже некоторое время увлекались работой с актерами по методу Арто. Хотя метода не существовало и в помине.

Ничего этого в спектакле Валерия Фокина «Арто и его двойник» не осталось. Тем, кто не подчитал перед спектаклем специальную литературу и не изучил досконально биографию Арто, вообще не понятно, что происходит на сцене. Там плюгавенький сердитый человечек в зеленом берете (Виктор Гвоздицкий) препирается с вальяжным господином в плаще и шляпе (Игорь Костолевский). Минут через двадцать догадываешься, что Гвоздицкий играет непризнанного гения Арто, а Костолевский – его «Двойника», успешного театрального деятеля. На сцене довольно трудно показать непризнанную гениальность. Но авторы решили этот вопрос просто: главная неудача Арто в том, что Двойник уводит у него девушку. От этого он с ума и сходит.

Впрочем, главное достижение режиссера Фокина не в том, что он попытался воскресить дух Арто, а в том, что он позаботился о желудках зрителей. Сцену своего театра он превратил в кафе. Зрители сидят за столиками, а актеры ходят вокруг и произносят диалоги, вроде тех, что звучат в пиратском видео в исполнении халтурщика-переводчика «Что?» – «Что что?» – «Что что что?» Но диалоги можно не слушать, увлекшись хорошим мороженым за сто рублей и сносным кофе.

Главная претензия к постановщику в антракте кофе заканчивается, а в круассане с ветчиной не хватает ветчины. Можно было бы выбрать более занятную пьесу и не портить нам аппетит неразборчивыми стонами непонятого гения, однако с помощью красного сухого вина (150 грамм – 100 р) можно переварить и выкрики Арто. Не бывает плохих спектаклей – бывает мало коньяку.

Виктория Никифорова