Олигарх поневоле

В театре «Школа драматического искусства» выходит новый спектакль «Моцарт и Сальери». Цена премьеры - десятки миллионов долларов.

Если бы Анатолий Васильев не выпустил «Моцарта и Сальери», он мог потерять новое здание своего театра. Это роскошный особняк на Сретенке площадью 11 тысяч кв. м с двумя зрительными залами – на 500 и 300 человек, с пятью репетиционными помещениями, залом для пресс-конференций и, как шутят театральные остряки, специальным залом для персональных медитаций Васильева. Прибавьте к этому звуковое и световое оборудование, отделку по последнему писку новорусской моды, а также восемь компьютеризованных инженерных систем. При минимальной стоимости квадратного метра в центре Москвы 1000 долларов, понятно, что новое здание «Школы драматического искусства» тянет на несколько десятков миллионов у.е. Кто будет хозяином этого богатства, пока неизвестно.

Открывали – веселились

Владельцем этого театрального мультиплекса Анатолий Васильев оказался почти случайно. Раньше на Сретенке, 19 был полуразрушенный кинотеатр «Уран», который Москва отдала в пользование «Школе драматического искусства», пообещав в дальнейшем посодействовать в строительстве нового здания, но обещание выполнять не торопилась. Театр самостоятельно и небезуспешно искал инвесторов. «Уран» разрушили. На месте его образовалась строительная площадка. Но тут грянул август 98-го, и строительство было заморожено на неопределенный срок.

Чудо произошло зимой 2000 года, когда мэра ознакомили с идеей проведения в Москве Театральной Олимпиады. Профессиональный меценат, Лужков оценил размах идеи и заявил, что к Олимпиаде «Школа драматического искусства» получит новое здание на Сретенке. Особняк по проекту Васильева и его художника Игоря Попова был выстроен в рекордные сроки на бюджетные деньги. Первую очередь строители сдали аккурат к маю 2001 года.

К Олимпиаде худрук «Школы» Анатолий Васильев подготовил целую программу этнографических и экспериментальных театров. На протяжении двух месяцев в здании на Сретенке колдовали шаманы, танцевали ламы, голосили плакальщицы, пели монахи. Было интересно. Зрители стояли в очереди в кассу и легко отдавали по 10-20 долларов за билет.

На недавней пресс-конференции Васильев с гордостью огласил «олимпийскую» статистику своего театра (755 участников Олимпиады, 214 представлений, 25 тысяч зрителей) и посетовал на то, что в Управлении культуры эти цифры особого впечатления не произвели. Но при ближайшем рассмотрении понимаешь, что ничего экстраординарного в этих цифрах нет. Здание на Сретенке вмещает восемьсот зрителей. Даже без аншлагов этот театр должен «пропускать» за два месяца как минимум 25 тысяч человек. Во время Олимпиады здание на Сретенке просто работало на полную мощность.

Подсчитали – прослезились

Но стоило отгреметь Олимпиаде, в доме на Сретенке стало тихо. С июня прошлого года особой активности в «Школе драматического искусства» не наблюдалось. В декабре прошло несколько моноспектаклей «Медея-материал» с француженкой Валери Древиль – гениальных, без преувеличения. В ноябре меня звали на премьеру «Пушкинского утренника», но это старый спектакль, Васильев показывал его еще в здании на Поварской. Вот, кажется, и все.

Васильев утверждает, что здание театра не достроено, что вторую очередь сдали только в декабре, а доделывать неполадки строители вообще отказываются. Пришедшим на пресс-конференцию журналистам была продемонстрирована аккуратная кучка строительного мусора, символизировавшая плачевное состояние театра. Однако «разруха» не помешала ни проведению Олимпиады в июне, ни показу собственных спектаклей Васильева в ноябре–декабре.

Легенда гласит, что, регулярно проезжая мимо «Школы», Лужков обратил внимание на темные окна и пустое фойе и дал указание срочно «проверить эффективность использования сценических площадок в Москве». О неутешительных результатах проверки было сообщено на заседании московского правительства 8 апреля 2002 года: «особенно неэффективно используется здание театра «Школа драматического искусства» по адресу Сретенка, 19. Театральная деятельность в нем практически прекратилась». Заместителю мэра Л. Швецовой было поручено «рассмотреть вопрос о передаче театрального здания творческому коллективу под управлением Петра Фоменко».

Нелегендарная суть происходящего заключается в том, что за полгода до ухода Лужкова чиновники из его окружения начинают готовиться к большому переделу городской собственности. Лакомые куски городской недвижимости срочно берутся под контроль. Особняк на Сретенке, естественно, будит аппетит. Идеальным вариантом было бы пустить в здание какой-нибудь небольшой, но известный театр – вроде «театра Петра Фоменко» – и под его «крышей» сдавать остальные помещения в аренду.

Сделать это тем более просто, что «Школа» до сих пор не получила здание на Сретенке в оперативное управление. В театре говорят, что все необходимые документы были сданы на утверждение еще летом прошлого года, но до сих пор договор с Анатолием Васильевым не подписан. Здание «Школы» находится в собственности Москвы, она может распоряжаться им, как хочет.

Но тут-то и выяснилось, что многомиллионный особняк на Сретенке никому не нужен.

Цена репутации

Петр Фоменко, чей театр ютится в крошечном помещении на Кутузовском, от предложенного ему здания отказался решительно и бесповоротно. Во-первых, дом на Сретенке приспособлен Васильевым и Поповым к творческим задачам именно их театра. Другим театральным труппам обжить это помещение практически невозможно.
Во-вторых, любой главреж, польстившийся на это здание, окажется в идиотском положении. Репутация его будет погублена навсегда. Клеймо человека, «выжившего Васильева», останется на нем навеки.

В театральном мире эти невесомые материи играют огромную роль. Деятели театра до сих пор не могут забыть faux pas Анатолия Эфроса, который сменил Юрия Любимова в театре на Таганке, когда свободомыслящий худрук, окончательно рассорившись с советской властью, остался за границей. Эфрос рассудил, как нормальный человек: не приду я, пришлют на Таганку злого и бездарного чиновника, не пропадать же театру. Однако общественное мнение решило иначе. Бойкот коллег стал трагедией Эфроса.

Припомнив ситуацию, Васильев написал Фоменко письмо: «Дорогой Петр Наумович! Это правда, что протоколом совещания от 8.04.2002 нас хотят рассорить…» и дальше в том же духе про дружбу и любовь. Боясь прослыть извергом, сгубившим «Школу» Васильева, Фоменко спешно отказался от театра.

Число отказников множилось не по дням, а по часам. В кулуарах сплетничали, что с предложением взять театр на Сретенке звонили главрежу «Геликон-оперы» Дмитрию Бертману. К телефону подошел директор театра и сказал, что такие вопросы решать не уполномочен. «Если бы это предложили мне, – кипел Бертман, – я послал бы их далеко и надолго». Злые языки поговаривали, что хозяином дома на Сретенке мог стать и руководитель Центра драматургии и режиссуры Алексей Казанцев. Но и он во всеуслышание от здания отказался.

Возникла патовая ситуация. В центре Москвы высится роскошное театральное здание. Деятели театра не устают жаловаться на свою нищету. Но профессиональная этика не позволяет им въехать в театр Васильева. Осознав свою ошибку, московские чиновники стали понемногу спускать ситуацию на тормозах.

Олигарх поневоле

Юмор ситуации в том, что весь этот подсчет долларов и квадратных метров совершенно не вяжется с личностью худрука «Школы драматического искусства». Этот театр славится своим аскетизмом и утонченной духовностью. Актеры «Школы» зарабатывают деньги на стороне, а со своим режиссером работают из чистой любви к искусству.

Работают они много, но не на публику. «Школа», согласно своему уставу, является лабораторным театром. Здесь могут годами репетировать спектакль, не выпуская его на публику. Здесь могут назвать старый спектакль премьерой потому, что в него введено несколько новых актеров. Чиновникам это кажется блажью. Но эстетика васильевского театра, где каждый спектакль – как живой организм, требует многолетней, невидимой миру работы.

«Школа» – вызывающе некоммерческий театр. Она больше похожа на монастырь или ашрам, чем на театр.

От своих зрителей «Школа» требует не меньшей самоотдачи, чем от актеров. Здесь не принято вывешивать афиши и каждому желающему продавать билеты в кассе. Чтобы попасть на спектакль, от зрителя требуется истинно христианское смирение и недюжинное терпение. На протяжении многих лет «Школа драматического искусства» прекрасно жила по своим принципам в небольшом помещении на Поварской улице. Васильев открывал новые пути в театральном искусстве, актеры изучали философию, медитировали и приобщались к тайному знанию. Зрители получали просветление, «Школа» – всевозможные театральные премии, и все были счастливы.

Став театральным олигархом, Анатолий Васильев столкнулся со всеми издержками богатства. Оказалось, что собственностью нужно распоряжаться. Нужно общаться с чиновниками, регулярно выпускать спектакли, подсчитывать выручку и даже представлять «наверх» подробные репертуарные планы. Но великий, без иронии, режиссер давно отвык от этой канцелярщины. Он полагал, что и в новом здании он сможет существовать по-старому, отшельником.

При желании, Васильев мог бы позиционировать свой театр как элитарный духовный центр с уклоном в дзен-буддизм, и его начинание прошло бы на ура. «Школа» стала бы театральным аналогом многочисленных «чайных домиков» и «центров просветления». При нынешней моде на мистику, почитатели вознесли бы «Школу» до небес. Да и выручку это могло бы принести немалую. Однако Васильев принципиально не хочет раскручивать свой театр. Это противоречит его творческим принципам, где эстетика неразрывно сплетена с этикой.

Харизма – это страшная сила

Коллеги Васильева недолюбливают, считая его стиль работы слишком герметичным и высокомерным. Когда Васильев получил от власти в подарок великолепное здание на Сретенке, они просто извелись от зависти. Другие театральные олигархи годами искали спонсоров, а Васильеву, человеку не от мира сего, запросто досталось такое здание. «Сейчас на Сретенке построено здание Школы драматического искусства, так вот оно построено на бюджетные деньги, деньги московского правительства», – язвил в телеинтервью Валерий Семеновский, заместитель руководителя Центра им. Мейерхольда, построенного на деньги частных инвесторов.

Но стоило Васильеву попасть в положение обиженного, общественность горой встала на его защиту. Журналисты подняли шум. Бывшие ученики, забыв былые обиды, сплотились вокруг своего мастера. Васильев провел пресс-конференцию и написал письмо Лужкову с приглашением на премьеру «Моцарта и Сальери». Многопудовая харизма классика отечественного театра перевесила экономический расчет.

Московские чиновники уже отступают. Разговоры о том, чтобы забрать у Васильева здание на Сретенке, смолкли. В комитете по культуре приветствуют начинание режиссеров-учеников Васильева, которые решили регулярно показывать свои спектакли в стенах «Школы». «А если на эти спектакли не пойдет публика?» – спрашиваю я у начальника отдела театров Анатолия Александрова. – «А это уж проблемы режиссеров».

Чиновники готовы даже закрыть глаза на то, что в здании на Сретенке регулярно проходят закрытые концерты и вечера. В принципе, такое широко практикуется среди московских театров. По словам Александрова, «театр может сдавать в аренду свои площадки, если он регулярно играет там свои спектакли. Если это открытые мероприятия, когда расклеены афиши, продаются билеты. Деньги от этих мероприятий являются внебюджетными доходами театра, он может использовать их по своему усмотрению».

Юридически «Школа драматического искусства» до сих пор не получила здание на Сретенке. Но в конце апреля там состоялся закрытый – без билетов и афиш – концерт певицы Сезарии Эворы. А в начале апреля прошла презентация автомобиля Mercedes-Benz E-класса – вечеринка, 300 VIP-гостей и шикарное шоу в стиле фильма «Люди в черном». Минимальная цена аренды зала, по словам ученика Васильева Николая Чиндяйкина – 15 тысяч долларов. Комментировать эту ситуацию Анатолий Александров отказался.

Виктория Никифорова

Анатолий Васильев, главный режиссер театра «Школа драматического искусства»: – От меня со времен перестройки не требовали планов работы. Но теперь, стоило мне уехать на Ассамблею театров в Рим, как я получаю телефонограмму из Москвы с требованием немедленно прислать подробный (подробный!) репертуарный план театра.
Анатолий Александров, начальник отдела театров управления культуры г. Москвы :
– Никто его не заставляет писать планы… Но любая организация, театральная или нет, без перспективного плана просто не может существовать. Тем более если это государственная организация, которая живет на бюджетные дотации.
Анатолий Васильев:
– Наш театр – лабораторный. В нашем уставе, который одобрен и подписан в Управлении культуры, записано, что сроки выпуска спектакля мы определяем сами.
Анатолий Александров:
– Да, они разрабатывают лабораторное направление, ставят эксперименты. Но это еще и театр. Театр должен каждый вечер поднимать занавес.
Анатолий Васильев:
– Наш театр был принят в Союз театров Европы. Это элитарный театральный клуб, в котором от России представлены только Малый драматический театр Льва Додина и наша «Школа». Вступительный взнос в Союз составляет 15 тысяч долларов. Мы обратились в Управление культуры с просьбой выделить нам эти деньги, но ответа до сих пор не получили.
Анатолий Александров:
– Представьте: я собираюсь купить квартиру. Мне не хватает 15 тысяч долларов. Я прихожу к вам и требую у вас деньги. Вы мне дадите?.. Вступление в Союз театров Европы нужно театру Васильева, пусть он сам и ищет на это деньги.