Однако сохраняя верность своей манере, Сокуров рискнул облегчить ее, подогнав под восприятие простых смертных. Ход для этого сделан простой и смелый. Уже второй свой фильм он снимает про супер-героев новой истории. В «Молохе» перед нами кушал, суетился, брызгал слюной, пилил Еву Браун вождь третьего рейха. В «Тельце» на наших глазах уходит из мира автор русской революции.

У Сокурова мания растягивать экранное время, замедляя его, укрупняя каждое мгновение. Теперь это не просто формальная игра, каждая секунда его лент из серии ЖЗЛ заряжена острым любопытством светского хроинкера. Как моют в ванне Владимира Ульянова, как подносит вилку ко рту Адольф Шикльгрубер. Чтобы рассмотреть это в деталях, не жалко и часов. Но Сокуров и тут экспериментирует со своей эстетикой. Его последние фильмы непривычно, невозможно для него коротки. Каждый обрывается на полуслове, на целые дни занимая наше воображение. А что сказал Гитлер Еве в конце «Молоха»? А кто звонил Ленину по телефону в конце «Тельца»? Такое впечатление, что тебя, по знакомству, пустили за кулисы истории, дали поглазеть на происходящее, но в самый интересный момент выставили вон.

Эффект подлинности в «Тельце» достигнут просто галлюциногенный. Используя сложный саунд-трек с точно выверенной невнятицей разговоров, позвякиваний, перестуков, издалека, из глубин памяти донесшихся аккордов, Сокуров превращает тебя в человека-невидимку, на машине времени переехавшего в прошлое. По пятам за оператором ты бродишь между красногвардейцами, медбратьями, слушаешь ворчание Марии Ульяновой и причитания Крупской, подглядываешь – по-настоящему смущаясь – за полупарализованным Лениным, кое-как прикрывшимся простыней.

Сокуров показывает Ульянова в чистилище между первым и вторым инсультом. Уже отнимается правая половина тела, уже не дают читать газеты и отключают телефон в Горках. Но левая рука еще карябает какие-то каракули, а мозг, цепляясь за жизнь, тщетно пытается перемножить 22 и 17. Немец-врач сказал Ленину, что тот выздоровеет, когда сумеет проделать эту арифметическую операцию, и пациент старается вовсю, щуря помертвевшие глаза, то и дело теряя мысль и вновь ухватывая ее. Эти конвульсии интеллекта вызывают такую же острую жалость, как беспомощность тела.

Герой «Тельца» на наших глазах перемещается из мира духа, политики, истории в мир собственного тела. Он уже не диктатор огромной империи, а человеческий обрубок. Его носят, моют, перекладывают из постели в коляску, из коляски в машину. Следя за его мучительными передвижениями по экрану, испытываешь почти физическое чувство сопричастности. Сокуров всегда умел заставить зрителя буквально кожей ощутить, что происходит с героем. Но в «Тельце» этот прием обретает высокий смысл. Безрассудная, слепая милость к падшим заливает зал волной сострадания. Умирая, сокуровский Ленин теряет власть, имя, разум, превращаясь просто в одного из нас. «Телец» поражает не только формальным совершенством, но и пронзительно человечным месседжем.

Леониду Мозговому удается сыграть и жестокость, и властолюбие, и распадающийся политический гений, но все это словно эскизом, намеком. Мозговой у Сокурова играет не столько вождей, сколько их тени. Это полуистлевшие имиджи, полузабытые воспоминания. Каждое его появление намеренно расплывчато, как в старой кинохронике, как в сбивчивых воспоминаниях современника. В такой технике нетрудно сыграть и Мао Цзе Дуна – зал забудет про портретное сходство на первой же минуте.

В «Тельце» Сокуров вернулся к своей любимой теме умирания. Парадоксальным образом, это прибавило живости его ленте, обеспечив и черный юмор диалогов, и эмоциональный градус происходящего. «Молох» казался холодным экзерсисом мастера потому, что Гитлер в нем был здоровехонек и бодро высасывал кровь из подведомственной ему нации.  «Телец», несмотря на гибельное содержание, гораздо бодрее и смотрится на одном дыхании.

В отличие от другого крестного отца русского авторского кино – Алексея Германа – Александр Сокуров идет навстречу зрителю. Это движение он совершает неторопливо, не теряя достоинства, но от этого его шаг не становится менее сложным. Сокуров больше не позволяет себе сорокаминутных медитативных пауз, он отказывается от немых ландшафтов и позволяет своему сценаристу Юрию Арабову вполне традиционные драматургические приемы. «Телец» начинается с тревожных расспросов Ленина, почему не звонит телефон в Горках, а заканчивается телефонным звонком из Кремля. В отличие от невнятного сценария «Молоха», «Телец» написан как хорошо сделанная пьеса с чеховской атмосферой. Иногда кажется, что смотришь «Вишневый сад» с главным героем – Фирсом, которого забыли в доме. В роли Фирса – В.И.Ленин. Эти испытания сюжетом и жестким хронометражем сновидческая материя сокуровского кино выдерживает без труда. А неповторимый авторский стиль лишь обретает новую глубину и проникновенность.

Многозначное название картины, отсылающее и к знаку зодиака, и к Золотому Тельцу, имеет и внутрикинематографический смысл. Этот фильм оказался упитанным тельцом, которого Сокуров принес кинематографическому мейнстриму. Жертвоприношение оказалось не напрасным. Публику, пришедшую на «Тельца» ожидает гениальный фильм, который не кричит о своей гениальности, а легко и доверчиво пускает зрителя в свой неповторимый мир.

Виктория Никифорова