|
«Антихрист»: премьера
Самый тяжелый фильм года – но смотреть нового Триера нужно обязательно
Истерика, поднятая критиками на Каннском фестивале на просмотре «Антихриста», и попытки линчевания Триера, предпринятые отдельными журналистами на пресс-конференции, — это, конечно, форменное безобразие. Но понять товарищей можно. В «Художественном» на показе «Антихриста» в рамках ММКФ критики тоже чуть не передрались. Половину времени зал хохотал как ненормальный — нехорошим таким, истерическим смехом. В первых рядах кто-то не выдержал: «Вы только не описайтесь там от смеха!» В ответ зал радостно захлопал и захохотал еще пуще. «Покайтесь!» — выкрикнули из последних рядов. И вот так оно и шло на протяжении 109 минут — наверное, самых трудных и неприятных минут экранного времени в истории кино.
Как ни странно, смех зала на фильме, который позиционируется как ужастик, вовсе не означает провал режиссера. Триеру удалось снять просто невыносимо страшное кино. Адекватная реакция на тот вязкий ужас, который изливается с экрана, — либо уйти (так, кстати, многие и сделали), либо нервно смеяться. «Антихрист» воздействует не только на органы зрения, он каким-то чудовищным образом поражает весь зрительский организм. Словно тяжелый наркотик или сильнодействующее лекарство в убойной дозе. Нет ничего удивительного, что цивилизованные, в принципе, люди на «Антихристе» начинают вести себя словно средневековые монашки, одержимые бесами.
Средства, которыми Триер добивается этого эффекта, невероятно разнообразны и изобретательны. По сюжету, который вы, конечно, уже знаете, супружеская пара, у которой погиб ребенок, уходит в лесную глушь, чтобы там, в маленькой избушке, попытаться справиться со своим горем. Инициатор затеи — муж (Уиллем Дефо). Он воплощает типичного триеровского героя, альтер эго режиссера — амбициозный и деятельный мужской интеллект, который на деле дальше своего носа не видит. Его жена (Шарлотта Генсбур, совершенно заслуженно получившая за эту роль «Пальмовую ветвь» в Канне) олицетворяет инстинктивную природную мудрость. Она честно предупреждает мужа об опасности его экспериментов. Но он, разумеется, ее не слушает, тащит в лес, и там-то все и начинается. Лес, между прочим, называется Эдем.
Дурной тон, я понимаю, говорить об олицетворениях и символах. Но «Антихрист» действительно символичен, словно средневековая мистерия. Его художественный язык настолько непривычен, что может шокировать. Лиса, пожирающая свои внутренности и прямо в камеру говорящая человеческим голосом «Хаос правит!», груда обнаженных человеческих тел, в которую превращается переплетение ветвей и корней в лесу, оптические искажения кадра — Иероним Босх с удовольствием украл бы у Триера дюжину-другую кадров. Что уж говорить про крупный план, на котором героиня Шарлотты Генсбур отрезает себе клитор, или средний, на котором она бьет мужа поленом по гениталиям?
Про гениталии все уже успели отписать и вдоволь повеселиться. Но все эти жестокие сюжеты раскручивают одну и ту же философскую тему: Триер упорно твердит нам, что мы, несмотря на всю свою цивилизованность и дипломы психоаналитиков (именно такова профессия мужа), являемся частью природы. А она жестока и абсолютно бессмысленна. Об этом — о том, как зачатие и гибель, секс и убийство, жизнь и смерть постоянно и неумолимо перетекают друг в друга, — все аллегории «Антихриста». Неслучайно режиссер помещает своих героев в лес Эдем, чтобы там наружу вырвалось их природное естество, заставляя их пытать и убивать себя и друг друга.
Тут есть еще одна тема. Со свойственным ему бесстрашием датский парадоксалист постарался нам показать, что такое реальное безумие. Не то декоративное помешательство, которое мы видим в «Полете над гнездом кукушки» или в любом ужастике, — театральное, неопасное, обросшее кучей своих штампов. Он пытается заглянуть под черепную коробку обезумевшего человека и выпустить на экран тех жирных тараканов, которые там расплодились. Эффект, естественно, шокирующий — а чего вы хотели? Представьте на секунду себя в ситуации героев, представьте, что ваш единственный ребенок по идиотской случайности выпал из окна. Да все садомазохистские заморочки героев враз покажутся единственно возможной и нормальной реакцией на произошедшее.
Эксперимент, который герой Триера затевает со своей женой, — зеркальное отражение эксперимента, который режиссер устраивает с публикой. Герой пробуждает природное неистовство, до поры до времени скрывавшееся внутри его жены. Триер своими оптическими трюками и галлюциногенными образами добивается того же от зрителей. Удается ему это на славу. «Антихрист» — поразительный пример того, какого реализма, какого эффекта «настоящести» может добиться художественный фильм, пренебрегающий всеми уловками модного псевдодокументального тренда. Так что ничего удивительного в нападках журналистов на режиссера нет. На самом деле Триер, я думаю, доволен: издевательский хохот на просмотрах, провокационные вопросы критиков, смешение с merde и фразочки типа «маловато мы узнали из этого фильма» (Screen International) свидетельствуют, что и кинокритики тоже люди, тоже, так сказать, часть природы. Эту природу он в них успешно разбудил. Будем надеяться, что после выхода в прокат за Триером не начнут охотиться зрители, вооруженные плоскогубцами, винтами и молотками, чтобы сделать с ним то же, что Шарлотта Генсбур сделала с Уиллемом Дефо. Хотя это был бы достойный эпилог к «Антихристу».
01/07/2009
|