"Про уродов и людей"

Талант на страже морали

Тусовка держит Балабанова за эстета, извращенца и вообще мальдорора. Между тем он художник правильный и добрый. Он думает о своем народе. Последние несколько лет он не щадя сил стремится облагодетельствовать нас национальной идеей -- простой, как мычание, и нужной, как хлеб. Далеко обогнав кремлевских аналитиков на трудном пути к счастью масс, он силой своего недремлющего таланта создал уже двух героев, воплощающих нужные и актуальные на данном отрезке пути нравственные ценности.

Год назад в полупустом зальчике каннского Дворца фестивалей состоялась премьера "Брата". Этим маем Балабанов показывал на самом престижном кинофестивале мира свой последний фильм "Про уродов и людей" -- при полном зале и неплохой прессе. После Канна судьба его лент известна -- череда наград на отечественных фестах и отчаянная склока критиков вокруг "образа героя". Национальная идея, сияющая на финише балабановского фестивального марафона, призвана объяснить -- вернее, показать, на то и существует важнейшее из искусств, -- как жить хорошо и правильно. Так, чтобы в душе и облике читалась цельность, а судьба разыгрывалась бы в гармоничном контрапункте с историей.

Имиджмейкер строителей капитализма, Балабанов выпустил в свет ясноглазого Брата-Бодрова и -- pendant его светлому образу -- молчаливого изверга Маковецкого. Получилась отчетливая до рези в глазах оппозиция: черное -- белое, свой -- чужой. Первый спасает женщин и детей, второй их истязает. Первый честно палит в белый свет как в копеечку, второй предается тайным порокам и пускает сладострастную слюну. Первый уезжает из Питера в Москву, второй обречен ютиться в петербургском подполье. Казалось бы, "Брат" и "Уроды" неразделимы и противоположны, как инь и ян, как Рабочий и Колхозница. Все оказалось, однако, не так просто.

"Брат" ненавязчиво подводил нас к мысли, что хорошо и правильно живет только человек с ружьем. В общем, это верно, но несколько радикально. К тому же герой излишне увлекался изящными искусствами, слушал почти классическую музыку "Наутилуса" и покровительствовал творческой интеллигенции. Понятно, что, изображая новоявленного Медичиса, Балабанов прозрачно намекал потенциальным спонсорам, как облагораживает человека любовь к искусству. Однако режиссерская корысть, недоступная зрительским массам, несколько сужала радиус эстетического поражения "Брата". Что-то декадентское было в этом честном народном кино.

В "Уродах" же его message чист, незаинтересован и интимно близок нашему бледному среднему классу. Последний фильм Балабанова внушает, что и успех, и деньги суть тлен и чепуха. Нажитые богатства -- и материальные и духовные -- оборачиваются сущей трухой, золото становится палой листвой, и горьковатый дымок эротических грез, щипля глаза, застилает пространство.

В пересказе получается, что шайка Маковецкого, промышляющая порнографическими фильмами, проникает в два почтенных семейства, два достойных дома. Глядя же, как тьма клубится по углам, рифмуясь с черным слепым взглядом героинь, понимаешь, что тоска по истязательству цвела в этих чинных интерьерах задолго до появления злодеев с кинокамерой и розгой.

Неторопливые эротические игры -- потаенная суть настоящего буржуазного дома, его подоплека и эстетическое оправдание. Постигая нормы и правила нового социума, Балабанов снимает апофеоз личной жизни, жизни за закрытыми дверями. Ауру буржуазного дома он воссоздает с несравненной теплотой. Чистый и правильный посыл его ленты, несомненно, смягчает нравы и греет душу. "Уроды" внушают надежду, что новые буржуа сменят наконец-то помповые ружья на ивовые прутья.

Скажут, кивнув на тени Фуко и де Сада, что вообще-то садомазохизм занятие интеллектуально почтенное и простому буржуа в силу своей метафизической изысканности недоступное. Однако средний класс, о рождении которого так долго говорили СМИ, появляется на свет с изначально подорванным здоровьем и скептической усмешкой на устах. Не этот ли вынужденный дистрофический аристократизм fin de siecle мы угадываем в отутюженных менеджерах из рекламных роликов? И разве плохо смотрелся бы ролик, пропагандирующий "Уродов" -- самый модный фильм сезона?

Видно, что Балабанов, замороченный enfant terrible своего времени, разбирается в оттенках нормы-аномалии не лучше нас, грешных. "Брата" он снимал про то, как надо жить, -- и получилось довольно тлетворное зрелище. "Уродов" он сделал, желая до дна испить чашу порока, но порок оказался так тих, мил и робок, что даже у Говорухина рука не подымется бросить в него камень. Очень нужное кино. 

Виктория Никифорова