«Бессонница» -- копродукция двух молодых дарований. Сценарий принадлежит бойкому перу Николая Фробениуса (г.р. 1965), автора прециозных ужастиков «Застенчивый порнограф» и «Каталог Латура, или Лакей маркиза де Сада». Поставил его Кристофер Нолан (г.р. 1970), автор культовых лент «Помни» и «Следующий» («Following»).

Фанаты нолановских флэшбэков на «Бессоннице» не заснут. Прошлое короткими вспышками вклинивается в настоящее, сон – в явь. Бессонница туманит сознание героя. Вещи, лица, пейзажи расплываются под его воспаленным взглядом. Пространство лжет, время ухмыляется. Если «Помни» обращал временной поток вспять, то «Бессонница» кружит его водоворотом: прошлая боль, будущая ошибка, неизбежная смерть сплетаются в сознании обезумевшего сыщика, обрекая его на расследование собственных преступлений.

В первый раз Фробениус продал свой на диво затейливый сценарий еще пять лет назад. Тогда вышла норвежская «Бессонница» со Стелланом Скарсгардом. Вышла и тихо уплыла в Лету. Год назад Нолан вместе со сценаристкой Хиллари Стейтц переписал диалоги и, как алмаз из бурой земли, добыл из рукописи Фробениуса дьявольски изощренный сюжет.

Полицейский приезжает на край земли, чтобы расследовать убийство и случайно убивает сам. Пытается одновременно запутать свои следы и распутать чужие. Лжет коллегам, друзьям и самому себе. Правду говорит только убийце. И не спит шесть ночей подряд. Белое безмолвие разъедает веки, проедает мозг, не дает закрыть глаза. «А когда у вас здесь заходит солнце?» -- спрашивает он аборигенов. – «А никогда», -- отвечают те.

Нолана конечно, как вампира на кровь, потянуло на слепящие пейзажи Аляски, не спящие в белой ночи. Его оператор Уолли Пфистер превратил эту каменистую безлюдную землю в романтический ландшафт, достойный Каспара Давида Фридриха. Камера скользит по опасным осыпям и спящим лощинам, блуждает в тумане, выхватывает неожиданно чей-то крупный план. «А люди здесь как?» -- спрашивает приезжий. – «Да у нас в участке здесь все так же, как у вас в Лос-Анджелесе. Есть хорошие парни. Есть плохие парни. Маловато разве пи-ара.»

Фильм Нолана стоит 45 миллионов, и чуть не все они ушли на спецэффекты. Спецэффект номер 1 – это Аль Пачино в роли полицейского-преступника, сыщика-вора. Камерной драме он придает шекспировский размах и сновидческую зыбкость. Белый огонь бессонницы, сжигающий его копа, превращает его в фигуру из готического кошмара. Спецэффект номер два – Робин Уильямс в роли отъявленного мерзавца. Наконец-то любимцу американской детворы надоело штамповать роли добрых дядюшек и ангелов-хранителей и он позволил себе расслабиться. И сразу все мерзкое, страстное, карамазовское полезло, извиваясь, из каждой складки его тренированного лица. И последний спецэффект – европейски утонченная, вся на нюансах, «французская», как говорили в прошлом веке, игра Хиллари Суонк. Ее героиня работает в оперативном отделе и поклоняется детективному гению Аль Пачино. Несколько лет назад она даже писала курсовую о его расследованиях. Она немножко влюблена в него. А теперь, расследуя убийство, она мало-помалу выходит на своего кумира.

Бонус от фирмы, подарок культового режиссера своим фанатам – «спящие» имена. Детектива из Лос-Анджелеса зовут Дормер, городок, куда его занесло – Найтмьют.

Эта утонченная игра обманок, двойников, отражений напоминает не столько о Набокове, сколько о Достоевском. Это его густой психологический морок, его сны, взламывающие явь, его разговоры с чертом, который оказывается твоим отражением. Это его белая ночь, в которой американские критики бегут в восторге по улицам и кричат «Новый Хичкок родился!»

Виктория Никифорова