Роман Полански – автор таких изощренно жестоких фильмов, как «Отвращение», «Горькая луна» и «Ребенок Розмари» -- в «Пианисте» превзошел самого себя. Счет трупов в его новом фильме ведется на сотни. Каждые пять минут экранного времени в кадре кого-нибудь избивают, насилуют, расстреливают или выбрасывают из окна. Кровь льется потоками. Персонаж, едва успев мелькнуть на экране, тут же подвергается какой-нибудь изощренной казни. Сложности пыток позавидовал бы маркиз де Сад.

И впервые мировая общественность не возмущается, а плачет от восторга. Критика, не обинуясь, называет Полански гением, а его фильм – шедевром. «Пианист» сделал невозможное – он примирил Канн и Голливуд, авторское и коммерческое кино. Через полгода после торжественного вручения Золотой Пальмовой Ветви «Пианист» был удостоен сразу трех Оскаров в самых главных номинациях.    

Законы жанра

«Пианист» -- документальная история еврея-музыканта, играющего в кошки-мышки со смертью в оккупированной Варшаве, – снят в популярном жанре «фильма о холокосте». Загляните в любой справочник по истории кино и увидите: примерно треть всех лент, снятых о Второй мировой войне, -- это как раз «фильмы о холокосте».

На вершину славы жанр вознес Стивен Спилберг, сняв «Список Шиндлера». Однако и до Спилберга фильмы об истреблении евреев нацистами исправно собирали хорошую кассу. Сюжет холокоста привлекает публику своей крайней немотивированной жестокостью. Ни в каком боевике нет такого количества трупов, ни в одном ужастике не издеваются так изощренно над женщинами, детьми и стариками. При этом удовольствие от жестокости абсолютно безнаказанно: глядя на зверства нацистов, зритель искренне осуждает злодеев, всей душой сочувствует их жертвам и кажется самому себе гуманистом чистой воды.

В любом нормальном фильме о холокосте есть свои святые и свои тираны, свои мученики и свои палачи. Мы пленяемся бессребренничеством Шиндлера и мужеством Анны Франк, мы с гадливостью следим за безымянным гестаповцем, медленно вытаскивающем из широких штанин пистолет. Мы легко различаем добро и зло, «наших» и «не-наших». Полански нам в этом удовольствии отказал. Никакой борьбы добра и зла в его «Пианисте» нет. Богатый, по европейским меркам, бюджет своего фильма – 30 миллионов долларов – режиссер потратил на то, чтобы с издевательской точностью выполнить все требования жанра, кроме самого главного. В «Пианисте» некому сочувствовать и некого осуждать.

По ту сторону добра и зла

Истребление евреев показано в фильме Полански, как некое стихийное бедствие. Отрицательные герои все без лица – это просто серая масса, прицельно постреливающая по безоружным людям. Единственный немец, которого мы запоминаем, как раз вполне гуманен. Он помогает герою выжить в последние, самые страшные дни войны. Любая борьба с этим безымянным злом кажется бессмысленной: пианист из-за занавески равнодушно следит за тем, как захлебывается в крови варшавское восстание, и не делает ни малейшей попытки к нему примкнуть.

«Пианист» скучен, как скучны романы маркиза де Сада. Добра и зла в мире Полански нет, есть только круговорот насилия в природе. Отождествиться с главным героем невозможно. Эдриан Броуди, сыгравший пианиста, гениально показывает, как его Шпильман, после пережитых мытарств превращается то ли в беккетовского клоуна, то ли в кафкианское насекомое. К концу фильма уже ничего человеческого нет в его исхудавшем до прозрачности лице. За два с половиной часа экранного времени Шпильман успевает похоронить всех родных и близких, и никаких переживаний по этому поводу на его лице не отражается. Экстремальная ситуация выжигает из него все эмоции.

Спасение Шпильмана – едва ли не единственного еврея, умудрившегося сбежать из поезда, ехавшего в Освенцим, и спрятавшегося в оккупированной Варшаве – это череда случайностей и ошибок, злая ухмылка фортуны. Никакой личной заслуги героя в том, что он выжил, нет. То ему помогает старый друг, то прячет у себя деятель Сопротивления, то подкармливает тушенкой музыкальный немец. Деятель Сопротивления ужасно неприятен, а немец, наоборот, симпатичен. Убить Шпильмана может и тот, и другой. Почему не убивают – непонятно. Во всем, что происходит на экране, нет ни цели, ни смысла, ни морали.

Из мемуаров самого Владислава Шпильмана – а фильм Полански точно следует его книге – понятно, что ему помогала выжить любовь к музыке. Но этот сентиментальный мотив режиссер изничтожает с особенным злорадством. Дело в том, что Шпильман как музыкант ничем не примечателен. Это просто средний профессионал, исправно записывающийся на радио и подрабатывающий тапером в кафе. Сначала нам кажется, что он из последних сил цепляется за жизнь именно потому, что предан музыке. Но насмотревшись на горы трупов, через которые бесстрастно перешагивает герой, мы невольно начинаем сомневаться: а стоит ли его музыкальная карьера всех этих жертв?

На свой лад, это очень личный фильм. Мать Полански погибла в газовой камере, сам он маленьким мальчиков прятался от немцев в Польше почти так же, как Шпильман в Варшаве. Но если «Пианист» и автопортрет, то язвительный донельзя. История о выжившем музыканте звучит так, словно сам Полански задается вопросом: а стоило ли выживать ему самому, чтобы снять несколько десятков не-гениальных фильмов?

«Пианист» -- самая масштабная – и по затраченным деньгам, и по ошеломительному успеху – провокация Полански. Он снял самый циничный из своих фильмов. Это не просто аморальная, но внеморальная картина, существующая по ту сторону добра и зла. А весь мир решил, будто старый педофил, привлекавшийся в свое время к суду по 6 статьям УК США, остепенился, и умиленно ему зааплодировал.

Виктория Никифорова