«Пес-призрак. Путь самурая»

Дзен-буддист на стрелке

Сквозь ворчащий рэп, «что же ты наделал, мазефакер?», вдоль заплеванных хайвеев, на ходу перекусывая гамбургером, повторяя про себя заповеди самурая, выхватывая взглядом Дао в сплетении замусоренных переулков, движется по Нью-Йорку Тень воина. Она почернела от испытаний, накрутила себе дрэды и в перерыве между медитациями ругается четырехбуквенными словами. Она владеет самурайским мечом – взмах его подобен полету ласточки в вечернем небе – но на работе пользуется, в основном, смит-энд-вессоном. По работе она тусуется с макаронниками-мафиози, а в свободное время – со своими, ниггерами в шароварах, широких как Гудзон.

Джим Джармуш всегда любил сбивать коктейль из культур, языков, обычаев, перемешивая самые несоединимые элементы, сводя в уютном пространстве кадра детей самых разных народов. Но в «Псе-призраке» он превзошел сам себя. Его герой, нормальный американский ниггер в бодром исполнении Фореста Уайтакера ни с того ни с сего проникается духом самурайства. По жизни он работает киллером на мелкого мафиозо, спасшего его когда-то от смерти. Но отношения с этим типом наемный убийца выстраивает по всем канонам самурайского поведения. Он свято чтит своего сюзерена, готов исполнить любой его приказ, получает от него плату раз в год, осенью, как положено японскому верноподданному, и общается с ним исключительно с помощью почтовых голубей. Уж не говоря о таких мелочах, как воскурение благовоний, чтение сур и непрестанное размышление о неизбежности смерти.

Мафиозо же, как ему полагается, любит детей, пышные фразы и эффектные жесты. Он живет в скорлупе своих ритуалов, и ему там неплохо. В этой кунсткамере есть еще мороженщик – французский негр, не умеющий склеить ни фразы по английски. Это единственный друг самурая – их долгие двуязычные разговоры, где собеседники улавливают смысл по взглядам, по ухмылкам, сквозь невнятицу незнакомой речи, повторяют фирменные дуэты Джармуша из «Вне закона» и «Ночи на земле». Еще в «Псе-призраке» есть черная девочка, крестный отец, помешанный на рэпе, его дочь, помешанная на японской прозе, и живописные негры, состоящие с самураем в тайном духовном родстве

Что уж говорить о визуальном ряде. Здесь то же смешение невозможного с неправдоподобным. Джармуш беззастенчиво собирает в своем фильме все, что ему нравится в кино. Тут и реминисценции из Куросавы (из рук в руки переходит дешевый экземпляр «Расемона» в бумажной обложке), и откровенные цитаты из «Самурая» Мельвиля, и клипы в стиле рэп, и черная социальная драма а-ля Спайк Ли, и – что совсем удивительно – ироничные акценты на монтажных стыках а-ля Тарантино. Джармуш славится своими затянутыми планами, про него вообще говорят, что, не закончив киношколу, он так и не научился монтировать. Но ритм «Пса-призрака» на удивление четок. Подарив Тарантино увальней-гангстеров и длинные диалоги ни о чем, Джармуш позаимствовал у младшего конкурента хлесткий монтаж.

Отечественные эстеты, сделавшие культ из «Мертвеца», могут не оценить тайную жизнь, пульсирующую за рваными кадрами «Пса», незаметную, бормочущую что-то свое («куда же ты ушел, мазефакер, на кого ты нас променял?»), как ручей под снегом. Между тем, стерильная красота предыдущего фильма Джармуша для него не так уж характерна. В своих лучших лентах – «Страннее, чем рай» или «Таинственном поезде» -- он искал тайное сродство вещей и людей. И находил его не в выверенных до миллиметра кадрах, а в скудных, платоновских пейзажах и в странных людях, бродящих там без цели. «Пес-призрак» куда более лиричен и куда более точно воплощает душевный посыл Джармуша.

Красота, которую он обрел в последнем фильма, неброска. Она прячется за пустыми банками из-под кока-колы, на мусорных свалках, на загаженных голубятнях. Она выговаривает себя не изысканными аккордами Нила Янга, а сиплым, прокуренным, упоительным речитативом. Ищущий Дао сумеет разглядеть его в пестром ворохе «Пса-призрака». Но это испытание по силам только настоящему самураю.

Элиза Измайлова