Олег Жаков

Человек ниоткуда

Народный артист, лауреат всех и всяческих премий, актер, сыгравший в 70 фильмах, Олег Жаков оставался загадкой для своих современников.

В 20-30-е годы у Жакова были все причины шифроваться и помалкивать о своем прошлом. Он происходил из богатой интеллигентной семьи преуспевающего врача и принадлежал к высшему обществу Казани - города просвещенного и быстро растущего. Домашние спектакли и концерты, ложа в местном театре, пикники и походы, -- его детство было если не таким роскошным, как у Набокова, то не менее безмятежным.

Главной страстью "Ляли" были пешие походы и фантастические рассказы. Всю жизнь обреченный играть в реалистических фильмах, он до старости превыше всех других писателей ценил Эдгара По и Амброза Бирса. Конечно, Жаков обожал кино и при каждом удобном случае сбегал из гимназии в кинотеатр "Палас", но в семье это увлечение не приветствовалось. "Синема" считалось развлечением бедноты, мальчику из хорошей семьи было приличнее участвовать в любительских спектаклях. Паллиативом стали все виды "волшебных фонарей", диаскопов и камер-обскур, скопившиеся в комнате у Жакова.

Не поладив с революционной властью, семья Жакова в 1919 году перебирается в Екатеринбург, и там его родители узнают, что, во-первых сын мечты о кино не бросил, и в последние месяцы в Казани даже подрабатывал помощником киномеханика в том самом кинотеатре "Палас", а во-вторых, он днюет и ночует в клубе со скандальным названием "ХЛАМ". Футуристическая аббревиатура расшифровывалась так: художники, литераторы, артисты, музыканты. Но Жаков ни к тем ни к другим не принадлежал. Он дружил с самыми блестящими представителями екатеринбургского авангарда - а к тому времени этот город стал культурной столицей Сибири. Его закадычными приятелями стали Григорий Александров, только что поставивший "Мистерию-буфф" Маяковского в цирке-шапито, и Петр Сосновский, будущий знаменитый актер. Но единственная роль, которая ему досталась в "ХЛАМе" -- это Жевакин в гоголевской "Яичнице". "Вышел, промямлил свои реплики и ушел," -- вспоминал он потом.

Зато в "ХЛАМе" Жаков проявил себя выдающимся спортсменом. Одно время он даже подрабатывал спортивным инструктором. А обычные упражнения на перекладине - превращал в настоящее шоу. Поглядеть, как Жаков крутит солнышко, сбегались все его богемные друзья. "Две вещи привели меня в кино - спорт и фантастика," -- вспоминал потом Жаков. И это не удивительно, если вспомнить, какими заядлыми спортсменами - иногда даже чемпионами - были все выдающиеся актеры 20-х: Игорь Ильинский, Мария Бабанова, Юрий Завадский.

Вслед за друзьями Александровым и Сосновским Жаков уезжает в Петроград и поступает в "ФЭКС" -- фабрику экспериментального искусства, созданную Козинцевым и Траубергом. Нимало не беспокоясь о своем дореволюционном благополучии, Жаков с головой ныряет в омут творчества. Наконец-то жизнь дает ему шанс стать наравне с любимым своим американским актером Милтоном Силсом.

"Жаков - актер?! Скромный, застенчивый, сутулый, ходит, словно скосившись набок - от смущения, что ли… Куда ему?!" -- реагировали друзья и знакомые. Но Козинцев сумел что-то разглядеть в провинциальном спортсмене. Об экзамене в ФЭКС Жаков вспоминал в своей фирменной лаконичной манере: "Козинцев попросил меня изобразить Плюшкина. Я изобразил и был принят."

В фильмах "фэксов" Жаков успел сыграть совсем немного. Крошечный эпизод в знаменитой "Шинели", да трогательную сценку гибели молодого парня в "Новом Вавилоне". Зато он познакомился с людьми, делавшими великое искусство 20-х: сценарии для "фэксов" писал Юрий Тынянов, оператором был великий Иван Москвин, а музыку к фильмам сочинял Дмитрий Шостакович.

Там же, у "фэксов", Жаков выработал свою неподражаемую, идеально подходящую для кинематографа манера игры. Принципы Козинцева и Трауберга, несмотря на разухабистость их риторики ("актер - механизированное действие", "актер не маска, а зажигающийся нос!"), были чрезвычайно практичны. Одними из первых они догадались, что актеру кино противопоказано хлопотать лицом и разражаться бесконечными монологами. Самое сильное переживание можно не прочувствованно сыграть, а показать сугубо кинематографическими средствами - монтажом, деталью на крупном плане. Для актера в таком кино важна не столько подробность и нюансировка переживаний, сколько харизма, позволяющая зрителю самому додумывать, что таится за неподвижным, как маска лицом. Со времени учебы у "фэксов" главным правилом жаковской игры стал предельный минимализм. "ФЭКС" просуществовал недолго, рухнув под напором соцреализма. Козинцев и Трауберг были признаны формалистами и "проработаны" на разных собраниях, однако Жаков умудрился сохранить все их идеи в своей игре.

Параллельно он выработал и свой имидж - загадочный, отстраненный, волевой. Одновременно с Хемингуэем, сам не зная о том, он нашел необычайно лаконичный, весь на подтекстах, способ изъясняться. Эта манера производила на режиссеров такое впечатление, что Жакову и героев подыскивали соответствующих - немногословных, сдержанных, "хемингуэевских". А если надо было - он и сам мог подсократить свою роль. Он совершенно не нуждался в словах, чтобы сделать живым своего героя.

По сути, Жаков на всю жизнь остался актером немого кино. Звук, слово были для него излишеством. Характерна единственная его неудача. В 1941 году Герасимов пригласил Жакова на роль Неизвестного в экранизации "Маскарада". Первую сцену - немую - Жаков сыграл прекрасно. В следующей сцене Арбенин Мордвинов обращался к нему с гневным монологом. В ответ Жаков промямлил что-то и стих. Герасимов сделал перерыв, актеры отдохнули. Опять Мордвинов разражается блистательной декламацией. И опять Жаков что-то бессвязно бормочет. А потом поворачивается к Герасимову и говорит: "Отпусти ты меня. Не могу я стихи читать. Вот говорю и сам слышу - гнусно, ненужно." Герасимову пришлось играть Неизвестного самому.

Первые роли Жакова - в "Семерых смелых" Герасимова и "Мы из Кронштадта" насчитывают едва ли десяток реплик. Зато как они звучат! Командира в "Мы из Кронштадата" осыпает с ног до головы землей: рядом рванула граната. Командир дует в телефонную трубку и спокойно сообщает собеседнику: "Тут… мешают немножко."

Это была очень западная манера игры. "Фэксы" сходили с ума от американского кино. Их кумиром был Бастер Китон - человек-трюк с неподвижным, как маска, лицом. В отечественном кино этот блестящий стиль захирел очень быстро. Колонизировав театр, система Станиславского распространила свое влияние и на кино. В кадре все больше стали держать тяжкие паузы, работать лицевыми мускулами, "переживать". Кино все больше походило на театр. Жаков, один из немногих, сумел сохранить верность принципам искусства 20-х. Недаром в 60-е именно его вождь итальянского неореализма Де Сантис позвал заменить Спенсера Трейси в фильме "Семеро братьев Черви", которую снимал Джанни Пуччини.

Человек-загадка, -- таким видели Жакова режиссеры. Конечно, он был бы идеальным героем фантастических фильмов, но такого жанра в кино 30-х словно не существовало. Пришлось ему перейти на амплуа "иностранного коммуниста". Вроде бы и загадочность сохранялась, но и классовая суть оказывалась правильной. Латышские, немецкие, испанские коммунисты, -- и каждого из них Жаков умудрялся сделать живым человеком.

Каждая его роль сконструирована из нескольких деталей, которые Жаков обыгрывает с неистощимым мастерством. Немецкий радист в "Семеро смелых" -- это трубочка, ватник, мужественная небритость. Три компонента, -- и готов образ молчаливого, упорного, много пережившего героя. Доцент Воробьев в "Депутате Балтики", где Жакову удалось достойно сыграть в дуэте с неподражаемым Николаем Черкасовым, -- это пенсне, мягкая "интеллигентская" шляпа и зонтик. Получается настоящий человек в футляре, глухой к музыке революции. Меньшевик в "Великом гражданине" -- это карикатура на Троцкого: рыбьи глаза за толстыми стеклами очков, неопрятная "козлиная" бородка, жилетка, за проймы которой так любили засовывать пальцы революционные ораторы.

Даже лучшая и самая сложная его роль - Федор Таланов из "Нашествия" -- легко раскладывается на элементы. Это опять-таки небритость: только на этот раз она говорит не о дальних экспедициях героя а о том, что он только что вышел из лагеря. Это кашель: зритель догадывается, что на зоне Федору Таланову пришлось несладко. И это запавшие, горящие, неумолимые глаза. Авторы фильма побоялись уточнить, за что именно мотал срок з\к Таланов в конце 30-х. Но Жаков сумел сыграть обиду и ненависть своего героя без единого слова. Его глаза говорили о сталинских репрессиях куда откровеннее, чем осторожный текст Леонида Леонова.

Роль Федора Таланова - бывшего заключенного, жертвующего жизнью на войне ради своей, такой жестокой страны - стала высшим достижением Олега Жакова. Свою роль здесь сыграла и относительная "оттепель" 40-х: во время войны стало можно говорить о многом. Но сразу после победы гайки закрутили с новой силой, и во вновь оледеневшей стране Жаков себя не нашел. Вернулся он к зрителю только в конце 60-х-70-е. Снялся в шпионском хите "Ошибка резидента", принял от старого друга Сергея Герасимова своеобразный подарок - роль ученого-байкаловеда в фильме "На озере", мудреца и отшельника, словно списанную с него самого. Но громких успехов, сравнимых с его легендарными ролями 30-40-х, у Жакова не было.

Зато у него было многое другое. В отличие от большинства профессиональных лицедеев, он не любил тусовки и не клянчил награды и "рольки". Всю жизнь он считал себя сначала охотником и рыбаком, а потом уже актером. Целые месяцы он проводил в лесу, на озерах, в одиночестве или в тесной компании таких же профессионалов - егерей, рыбаков. Единственный раз ему удалось выразить эту страсть к природе в фильме "Белый клык". Жаков по сути и был таким джек-лондоновским героем - замкнутым, хмурым, смелым.

Он никогда и никого не пускал в свою личную жизнь. Известно только, что у него был дом в Пятигорске, где он жил с женой, двумя своими и двумя приемными детьми, а также многочисленными зверями и птицами, дикими и домашними. В это окружении он и коротал свою жизнь, оставаясь для современников такой же загадкой, какой были и его герои.

Виктория Никифорова