п»ї
Главная
РђСЂС…РёРІ
    РЎРїРµРєС‚акли
    РёСЃС‚РѕСЂРёРё
    С„ильмы
    Р»СЋРґРё

Георгий Милляр

Оборотень

Сто лет назад родилась "главная баба Яга нашего кино" -- Георгий Милляр

Персонажи Георгия Милляра становились героями наших первых детских кошмаров. Щелкала зубом в ночи Баба-Яга, надвигался, леденя кровь, голый череп Кащея Бессмертного. Но лишь только по телевизору начинался "Финист ясный сокол" или "Королевство кривых зеркал", как мы приникали к нашим "Рубинам", ожидая, когда же опять появится эта резиновая физиономия, растянет губы в невозможной гримасе и подмигнет ледяным, жабьим глазом. Тогда мы еще не знали, что Милляр воплощал собой все, что было абсолютно невозможно в обществе развитого социализма - трансвестизм и дьявольщину. Но холодок по коже шел все равно.

Детство Милляра - живая иллюстрация к роману "Маленький лорд Фаунтлерой". Бонны и гувернантки, роскошные экипажи и собольи шубки. Последний писк моды - граммофон, откуда доносится патетический шаляпинский бас. Прогулки с тетей за кулисы Художественного театра - она была известной певицей и дружила едва ли не со всеми "художественниками" -- и посещение с мамой "Фауста" в Большом театре. Однажды, как раз после "Фауста", 7-летний Милляр разрисовал себе лицо синим карандашом и в таком виде вышел к гостям: "Я хочу быть как Мефистофель." Милляр родился в 1903 году и за первые 14 лет жизни привык к детству а-ля "Другие берега" -- райская гармония желаний и возможностей, роскошь духовная и материальная, незабываемое, неповторимое блаженство.

Его отец - Франц де Милляр - был французским дворянином и, по совместительству, инженером-строителем. Он приехал в Россию строить мосты, заодно построил здесь семью и остался на всю жизнь. Его женой стала красавица-сибирячка, дочь богатейшего иркутского золотопромышленника, Елизавета Журавлева. Де Милляр умер рано - его сыну не исполнилось и трех лет. К началу первой мировой мать перебралась из Москвы подальше от голода и бунтов - в Геленджик.

Там и закончилась сладкая жизнь маленького де Милляра. В 1917 году началась другая история - "Принц и нищий". Вдовеющая мать Милляра осталась без родных и без гроша. Все драгоценности были обменяны на хлеб. Огромная квартира в центре Москвы и дача в Геленджике - экспроприированы. Милляр навсегда вычеркнул частицу "де" из своей фамилии, а в многочисленных анкетах стал писаться "сын служащих". Даже в графе "знание иностранных языков", ради конспирации, ставил прочерк, хотя свободно болтал и по-французски, и по-немецки.

Но Милляр и не думал отчаиваться - не тот был возраст. Он твердо решил стать "как Мефистофель", и устроился на работу в геленджикском театре - пока что бутафором. Он обожал театр больше жизни, часами торчал на репетиции, знал наизусть чуть не все главные роли, но на сцену его не пускали. Случай помог начинающему артисту. Давали "Золушку". Все билеты были раскуплены. И вот, в утро спектакля примадонна мечется в жару и не может выйти на сцену. Все бросаются на поиски Золушки. Директор театра ломает руки, прикидывая убыток от отмены спектакля. Но за час до начала выход найден - оказывается, роль Золушки назубок знает 17-летний бутафор. Его наряжают в платье из холстинки, подмалевывают глаза и, трепеща, выпускают на сцену. Ничего не подозревающая публика аплодирует Золушке, а Милляр наслаждается первым в жизни сценическим успехом.

После этого дебюта "трансвестита" Милляра пробовали и в мужских ролях, но с успехом той Золушки ничто сравниться не могло. Начинающий актер почувствовал необходимость подучиться и уехал в Москву.

Осенью 1924 года со служебного входа театра Революции вошел маленький (164 см.), подвижный и очень странный человек. Это был учащийся Школы юниоров Георгий Милляр. Учеба его проходила бездарно. Он не умел делать ничего, что полагалось начинающим актерам. Позднее он самокритично вспоминал: "По своим психологическим данным я был тяжёлым учеником, и многие преподаватели бросили бы меня, не примешивайся к их нетерпению чувство профессиональной любознательности, вызванное, как говорят в театральной среде, трудностью материала". Но почему-то его не выгоняли.

Что-то в нем было, какой-то странный, неуловимый дар, который никак не вписывался в советскую систему амплуа. Гримасам Милляра, нещадно разрабатывавшего свои резиновые лицевые мускулы, мог бы позавидовать Джим Керри. Он умел быть очень смешным, но что-то пугающее, что-то определенно "не наше" просвечивало в его изломанных комических героях. В театре Революции его долго мариновали на ролях типа "кушать подано". Потом, помаленьку, он раскрутился. Хорошие манеры - единственное его наследство от старых времен - определили выбор ролей. Он сыграл герцога в "Озере Люль", графа - в "Собаке на сене" и дипломата в "Голгофе". Милляру повезло играть на сцене вместе с великой Марией Бабановой, но пути их, конечно, не пересекались. Бабанова царила, Милляр был на подхвате. В "Ромео и Джульетте" ему поручили, например, "ответственную" роль аптекаря - в дюжину строк длиной.

В театре ему нечего было терять, кроме пары реплик, и он с легкостью ушел оттуда, когда кинорежиссер Александр Роу пригласил его сняться в сказке "По щучьему веленью". Там он сыграл царя Гороха - вздорного, тщедушного, суетливого старичонку, детский вариант Иудушки Головлева. Горох зрителям понравился, но настоящий триумф пришел к Милляру в следующем фильме Роу - "Василиса Прекрасная". Режиссер сбился с ног, разыскивая исполнительницу на роль Бабы Яги. Каждый день к нему приходили десятки актрис - юных, талантливых и прекрасных. Роу вел переговоры со всеми звездами, пробовал даже Фаину Раневскую. Ничего не получалось. Тогда к нему пришел Милляр и объяснил суть проблемы. "Женщина, -- сказал Милляр, -- никогда не позволит себе быть на экране по-настоящему некрасивой. Чуть гример отвернется, она уже - раз, и реснички подклеила." Получалось, что на роль Бабы Яги надо брать Милляра.

Для создания этого образа он мобилизовал весь свой бутафорский опыт. Грим бабы Яги создавался часами. Моделью служила знакомая дачница с повязочкой на голове. Килограммы гуммоза, крема, пудры, нарисованные морщины, кривые зубы. Наконец, это существо встало из-за гримерного столика, прошлось, хромая, заговорило визгливым голосом, и самый популярный персонаж детского кино появился на свет. Милляр сыграл Бабу Ягу еще восемь раз, и каждый раз это был совершенно новый, неповторимый характер. Над самым загадочным образом русского фольклора он трудился, как Микеланджело над глыбой мрамора. Самые разные старушенции обогащали этот характер. Здесь была и склочная соседка по коммуналке, и случайная прохожая, и жуткая старая гречанка из Ялты с крючковатым носом и суковатой палкой. Всех своих бабок-ежек Милляр озвучивал сам. "Бывают такие старушки с прокуренными голосами," -- уговаривал он сомневающихся режиссеров.

Точно так же, как он часами "строил" из краски и гуммоза свои роли, он выстроил и свою маску "на каждый день". Интеллигент и умница, Милляр позиционировал себя как записного остряка, пьяницу и маргинала. Всю жизнь сочинял "Алфавит Милляра" и изо всех сил его популяризировал ("В. Венера - теперь богиня здравоохранения. Й - третья буква. С. Субординация - никогда не напоминай слону, что его сделали из мухи.") Сам себя прозвал "Старик Похабыч" и с гордостью носил это прозвище. Он никогда на пушечный выстрел не приближался к власть имущим, предпочитая тусоваться с осветителями, гримерами, массовкой и прочими кино-люмпенами. Он никогда ничего не просил - ни денег, ни званий, ни ролей. Всю жизнь мечтал сыграть Цезаря, Вольтера и Суворова, разразился под старость горьким афоризмом ("А. Актер - кладбище несыгранных ролей"), но предпочитал не напоминать о себе лишний раз.

Эта жизненная стратегия оказалась необычайно успешной. Маленький человек, он многое мог себе позволить. Ему прощались старорежимные странности. Он мог целовать дамам ручки или рассказывать неприличные анекдоты - никто не удивлялся. Он обожал Францию, всегда торжественно напивался 14 июля, в день взятия Бастилии, и позволял себе высказывать недовольство днем своего рождения - 7 ноября: "я родился в день не той революции". Но никто не мчался писать на него донос, никто вообще не относился к нему серьезно. "Это же Милляр," -- говорили свидетели его анти-советских эскапад. - "Что с него взять?"

Иногда Милляр даже позволял себе блеснуть тщательно скрываемым образованием. Для Александра Роу он придумал гениальную концепцию "Кащея Бессмертного". Во время Великой Отечественной войны Роу заказали патриотическую сказку с анти-немецким подтекстом. Милляр предложил ему спародировать грандиозный киноэпос Фрица Ланга "Нибелунги", снятый в конце 20-х годов. Гитлер, действительно, "Нибелунгов" обожал. Вся нацистская мифология выросла из этих легенд. Еще Милляр уговорил композитора спародировать Вагнера. И решительно отказался играть Кащея русским стариком с длинной бородой. Вместо этого он сыграл его, словно срисовав с гравюр Дюрера "Пляски смерти". Когда Милляр в гриме Кащея впервые вышел на съемочную площадку, дрессированный конь, на которого он должен был сесть, заржал от ужаса и рванул в конюшню. Впоследствии на лошадь надевали специальные шоры, чтобы она не видела монстра-всадника.

Даже нетрадиционная сексуальная ориентация - многих звезд заведшая в Сибирь - ему сходила с рук. Всю жизнь Милляр прожил холостяком, и только, когда ему исполнилось 65, друзья посоветовали жениться - "для приличия". Кстати подвернулась и одинокая соседка по коммуналке. "Женись, -- сказал Роу. - Живет она близко. Провожать не придется."

Милляр отправился в соседнюю комнату делать предложение. 60-летняя соседка растерялась: "Да зачем мне, в моем возрасте, мужчина?" -- "А я не мужчина," -- открыл свою тайну Милляр. - "Я баба Яга".

Так, под смешными и страшными масками, он прятался от мира - и в жизни и на экране. Когда становилось совсем тяжело - спасался выпивкой. Впрочем, пил он как истинный француз - элегантно и не в ущерб делу. На съемках его гораздо больше веселил процесс добывания спиртного - Роу следил за ним, как Аргус - чем собственно распитие. Постоянно шел сложный процесс обмена и торговли: осветители добывали ему водку, Милляр обменивал ее на портвейн "Кавказ", портвейн - на тройной одеколон и так до бесконечности. Приезжала лавка с молоком, Милляр брал бидончик -- "Я за молочком пошел" -- и возвращался пьяным. Оказывается, он договорился с продавщицей, и она ставила ему в бидончик бутылку вина, а сверху заливала ее молоком.

Расплачиваться за личную свободу приходилось жуткими бытовыми условиями. Милляр по 30 лет носил одно пальто и до старости жил вместе с матерью в тесной комнате коммуналки. Когда он перебирал на съемках, Роу грозился: "Смотри, все маме расскажу!" За 90 лет жизни он так и не смог навестить Францию, свою историческую родину. Только когда Милляру было под семьдесят, ему дали крошечную отдельную квартиру на окраине. Она была на последнем этаже, и Милляра регулярно заливало. Но он, с молодости привыкнув избегать начальства, никому не жаловался. В 1988 году, к 85-летию ему дали "народного артиста". Но времена изменились, и никакими льготами, полагавшимся "народным", артист воспользоваться не успел.

Что уж говорить про его профессиональные подвиги. Работа Милляра над ролями предполагала такой экстрим, на какой не решился бы и Джеки Чан. Гримеры регуярно сжигали его лицо перекисью водорода, брили наголо голову и брови. Шесть часов подряд отсидеть за гримерным столиком для него было пара пустяков. "Морозко", вскоре удостоенный Золотого льва в Венеции, снимался в 30-градусный мороз, и Милляр целые дни проводил в лесу в одних лохмотьях. Неудивительно, что его последняя баба Яга из "Морозко" вышла старенькой, слабенькой, незлой бабулькой, страдающей от радикулита - надо думать, невыдуманного. "Василиса прекрасная", наоборот, снималась летом в жарком павильоне, и Милляру-бабе Яге пришлось 25 дублей подряд скатываться по желобу из печки. Потом он жаловался на "ожог пятой точки." Во время съемок "Кащея бессмертного" в Душанбе он подхватил малярию и исхудал как скелет - 45 килограммов с ботинками. А во время съемок "Финиста Ясного Сокола" его подняли на вершину десятиметровой сосны, отсняли полдюжины дублей, а потом там… "забыли". Милляр просидел на верхотуре два часа, пока наконец о нем не вспомнили. Ему было тогда 72 года.

Милляр опередил свое время на десятилетия. Его монстры отлично смотрелись бы на тусовках "готов" -- ребят, увлекающихся тяжелым роком и сатанизмом. Его трансвестизм свел бы с ума сегодняшнюю Москву. А его драйв и юмор вообще не имеют себе равных.

Когда на премьере очередного "Властелина колец" на экране появляется голый зелененький человечек с огромными глазами и, страшно гримасничая, разговаривает сам с собой, огромный зал "Пушкинского" стонет от смеха. Но любой зритель старше тридцати в этот момент лишь печально вздыхает. Не веселят его ужимки смоделированного на компьютере Горлума. В этот момент он вспоминает, как зеленый Милляр в обтягивающем трико дрыгал ногами в "Марье-искуснице", и понимает, что более смешного и страшного оборотня он не увидит в кино никогда.

Виктория Никифорова