«Арто и Гитлер в романском кафе»

Гитлер и его двойник

Мартин Вуттке – лучший театральный актер Германии. Несколько лет назад в этом еще могли быть сомнения, но он привез в Москву «Карьеру Артуро Уи», сыграл в ней главную роль и навсегда поселился в памяти театралов – бледный, сумасшедший и неотразимый диктатор. Недавно вы могли видеть его в фильме Фолькера Шлендорфа «Легенды Риты», где он играет офицера штази.

Левака и авангардиста, Вуттке парадоксально тянет к представителям сильной власти. Он издевается над ними и на сцене и на экране, но не перестает их играть, вживаясь в образ до полного отождествления. Для роли Артуро Уи он изучил всю биографию Гитлера – вплоть до малейших деталей, полузабытых анекдотов, полупридуманных сплетней. В новом моноспектакле «Арто и Гитлер в романском кафе», который он только что показал в Москве, он вновь возвращается к своему любимому герою.

От Арто до Гитлера один шаг

Нехитрый текст «Арто и Гитлера» основан на популярной идее о том, что искусство авангарда предвосхитило приемы и риторику тоталитарной политики. Татлин был предтечей Сталина. Антонен Арто – Гитлера. Среди всех загадочных фраз французского теоретика театра, над которыми давно бьются его духовные наследники, Вуттке выбрал самую загадочную -- про актеров, которые должны «сгорать на кострах, подавая знаки своими телами». В 60-е, когда деятели театра пытались реализовать горячечные метафоры Арто, режиссеры полагали, что «костры» символизируют дыхание или эмоции. Вуттке в молодости тоже чрезвычайно увлекался упражнениями «по Арто». Но в теперешнем спектакле он дает очень простую разгадку старой метафоры. «Костры» – это газовые печи. Актерами становятся узники концлагерей, а главным режиссером этого пылающего шоу Арто назначает Адольфа Гитлера.

Понятное дело, Арто и Гитлер никогда не встречались в кафе. Окончательно сойдя с ума в 1938 году, Арто всю вторую мировую просидел в психиатрической лечебнице, в то время, как его воображаемый собеседник запаливал мир со всех концов сразу. Моноспектакль Вуттке – это разговор Арто с самим собой, а с кем еще разговаривать бедному сумасшедшему, запертому наедине со своими фантазиями? Иногда Вуттке приглаживает светлые волосы набок, и мы уже не понимаем, то ли это Антонен пытается походить на бюргера, то ли Адольф – на непризнанного гения.

Вуттке вообще очень идейный артист. Недаром он несколько лет был художественным директором традиционно политизированного театра «Берлинер Ансамбль» и считался прямым наследником Брехта по части левой пропаганды. Один из своих моноспектаклей он играл по пьесе Эльфриды Элинек (известной нам по феминистскому роману «Пианистка»), и это была чистая политическая сатира. Наш театр заставил нас позабыть, что политические страсти могут придавать необычайный драйв зрелищу. Вуттке об этом напоминает. Летучий огонь его темперамента вспыхивает от соприкосновения с идеями, а не с характерами. Актерское воображение позволяет ему воспринимать историю остро, как выпуск новостей. Надо слышать, как глухо он выдыхает слово Ofen – “печь”, словно пытаясь избавиться от незабываемого кошмара.

От Гитлера до Далиды еще меньше

Впрочем, еще более жутко, прямо как голодный Дракула, он воет интернациональное слово «аспирин» -- раскатывает «а», возносясь до фальцета, и с бешеной скоростью, как на американских горках, спускается к басовому «и». Через пять минут синхронного перевода зритель чувствует себя, как Остап Бендер перед Рабиндранатом Тагором: «Переводить не нужно. Кажется, я уже начал понимать по-индийски.» Помаленьку публика вынимает из ушей аппараты, погружаясь в чистую стихию немецкой речи, которую исторгает из себя Вуттке.

Крошечная площадка на сцене отгорожена от зрителей стеклом, и на ней ползает, кривляется, хохочет и, как взбесившееся насекомое, бросается на стекло его Арто-Гитлер. Он источает слова всем телом, они пронизывают его насквозь, стекают с кончиков пальцев, -- корчащиеся согласные, растекающиеся гласные, извивающиеся шипящие. И вдруг, в самый разгар этого буйства Вуттке делает паузу. Только что он бился всем телом о стекло, давился словами, падал на пол. И вот уже сидит, аккуратный, прилизанный, и быстро усмехается, словно говоря: «не верьте ни единому слову». Глядя, как сгорает на костре своего темперамента Вуттке, ему позавидовал бы Арто. Глядя, как он держит остраняющую паузу, восхитился бы Брехт. Вуттке умудрился примирить две главные и вечно конкурирующие традиции театрального искусства.

К концу спектакля Вуттке залезает на крышу своей клетушки и начинает петь в микрофон песенку Далиды «Je sui malade». По замыслу автора, это наглядная иллюстрация того, что происходит с художественными открытиями. Сначала Арто открыл, что крик – это главная стихия сценического искусства. Потом кликушествующий с трибуны Гитлер превратил вопли в прием политической риторики. А в конце концов сиплые завывания перешли по наследству поп-диве, потеряв по пути и священный жар и демагогический яд. Однако финал идейного спектакля Вуттке глубоко ироничен. Меньше всего, любуясь его гримасами и завываниями, думаешь о его левизне.

В сухом остатке «Арто и Гитлера» остается чистое актерское искусство – содрогание гортани, клинч интонаций, прихотливая игра лицевых мускулов, судорога, сводящая пальцы. Брехтовская закваска сильна в Вуттке. Конечно, он хотел бы наставлять и поучать свою публику. Но загипнотизированный им зал предпочитает не думать об отношениях искусства и политики, а просто наслаждаться виртуозностью артиста.

Виктория Никифорова