|
«Король-олень»
Оленеводы
Дебютный спектакль Николая Рощина – «Пчеловоды» – был
психоделическим шоу по мотивам Босха и Брейгеля и обходился без слов. В его
новом спектакле «Король-олень» текста много. Но режиссер не разрешает актерам
переживать, и все реплики Гоцци они подают кукольными, механическими голосами.
На большой сцене академического театра разворачивается не менее галлюциногенное
зрелище, чем то, что устроил когда-то Рощин в учебном театре ГИТИСа.
Король Дерамо допрашивает две тысячи семьсот сорок восемь
девиц с помощью истукана-сердцеведа. Две тысячи семьсот сорок девятая
оказывается дочерью интригана Тартальи. Две тысячи семьсот пятидесятая – дурой
Смеральдиной. И только на две тысяче пятьдесят первой сердце Дерамо
успокаивается: белокурая Анджела любит его так искренне, что даже всеведущий
истукан не смеет в ней усомниться. Но злодей Тарталья не дремлет, хитростью превращает
Дерамо в оленя, а сам заселяется в тело короля. Узнает ли Анджела черный дух в
любимой оболочке? К этой ахинее, приправленную непременным хэппи-ендом с
бритыми котами, свадебными колоколами и тертым табаком в компоте, Рощин подошел
со всем почтением.
В русском театре есть две традиции постановки commedia dell’arte. Одна,
мрачно-фантастическая, придумана Мейерхольдом. Другая, оптимистическая, была
освоена в советское время, но официально числится брэндом Вахтангова. Рощин
безусловное предпочтение отдал манере доктора Дапертутто. Он надел на актеров
маски, так что под птичьими образинами и париками из пакли не отличишь
красавицу от чудовища, и затянул их в жесткий пластический корсет. Фигурки с
чудовищными харями кланяются, жестикулируют и перемещаются по сцене с
жутковатой механической точностью. Слова камешками сыплются из-под масок,
отбивая ритм патетических монологов.
Сказка Гоцци обретает вид фильма ужасов. Деревянные
конструкции, которые Рощин уважает со времен «Пчеловодов», живо напоминают
пыточные приспособления. Благородный Дерамо в длинном седом парике похож на
злого колдуна. А когда под раскаты генделевской музыки огромное колесо начинает
перемалывать Тарталью, зал, битком набитый зрителями младшего школьного
возраста, замолкает, как кока-колы в рот набрав.
Но Рощин не такой уж злодей, как может показаться. Он не
забыл, что ставит для детей, и начинил гоцциевскую оленину многочисленными
хохмами собственного изобретения. У него тут есть и добрые олени, которые
бегают на паре человеческих ног. И огромный, в два человеческих роста медведь,
за которым охотится целая команда под руководством Панталоне, вооруженная
«настоящей» пушкой. И очень смешные – хотя и не очень детские – импровизации
дзанни. Но венцом его творческой мысли стал, несомненно, облезлый попугай, в
которого волей рока обращается маг Дурандарте.
По ходу спектакля вообще замечаешь, что больше всех здесь
напуган сам режиссер. Он опасается – и совершенно справедливо – массива
абсурдного текста, который готов раздавить действие. Поэтому фьябу Гоцци он
порядком урезал, что пошло ей только на пользу. Но больше всего Рощин боится
актеров, не совсем представляя, что с ними делать. Ему кажется, что если он не
придумает для каждого исполнителя сложнейшую пластически-интонационную
партитуру и не заставит ей следовать, начнется всеобщий хаос и развал. Его
дисциплинированных, старательных артистов немножко жалко. Кажется, что Наталья
Волошина (Анджела) была бы еще трогательнее, если бы не старалась так точно
попасть в такт. Но зато на Сергея Печенкина
(ее брата) смотреть одно удовольствие – он выписывает ногами кренделя не хуже
Плющенко. Дерамо (Иван Волков) величествен, статуарен и неуловимо смешон. А
народный артист Николай Каширин идеально вошел в роль балаганного зазывалы.
В Голливуде сейчас новое рождение переживает жанр «семейного
кино». Фильмы, вроде «Шрека» или «Детей-шпионов», можно без ущерба для психики
смотреть и взрослым и детям. Николай
Рощин первым приспособил этот сверх-прибыльный жанр к нашей сцене. В
«Короле-олене» есть полный ассортимент культурных радостей для продвинутых
зрителей среднего возраста и даже рискованные шуточки толстой Смеральдины. А
специально для детей Панталоне обзывает Тарталью вонючкой. И партер хлопает,
смеясь, и повторяет: «Вонючка!»
Виктория Никифорова
|