«Гамлет»

Шекспир: тариф экономный

Дмитрий Крымов – широко известный в узких кругах художник, сын режиссера Анатолия Эфроса и критика Натальи Крымовой – поставил свой первый спектакль. Начал он, чтобы не мелочиться, с «Гамлета». Его постановка многое позволяет узнать о режиссере.

Судя по «Гамлету», Крымов – добрый и заботливый человек. На роль Клавдия он пригласил Николая Волкова, много работавшего с его отцом, а сейчас оказавшегося не у дел. Гертруду отдал Татьяне Лавровой, малоиграющей актрисе МХАТа. Демоническая пара, терзающая воображение Гамлета, превратилась в милых уютных старичков. Когда датский принц обвиняет их в разврате, зрители удивленно хихикают. Когда Волков изображает сердечный приступ, невольно тянешься к мобильнику, вызвать «скорую». Крымов заботливо выстраивает для них мизансцены, чтобы они могли почаще присаживаться и поосторожнее падать, умирая.

Атмосфера богадельни так увлекла режиссера, что всех своих героев он сделал немножко убогими. Его Офелия (Ирина Гринева) переживает нервный срыв на почве беременности. Его Горацио – жертва детского церебрального паралича. У его Гамлета – тяжелое расстройство дикции: толстый язык Гаркалина вязнет в шипящих, путается в свистящих и не различает глухих и звонких согласных.

Бедность антуража дает понять, что Крымов человек интеллигентный и ненастойчивый. Единственное, что он сумел выбить из неподатливой дирекции театра им.Станиславского, -- это минималистская выгородка с двумя прорезями, дюжина стульев, да пара рапир. Актеры одеты в костюмчики и вечерние платья. Шекспир по тарифу «Экономный» -- скромненько и со вкусом.

У Крымова хороший вкус, поэтому Шекспир его несколько пугает – запутанностью мотивировок, размахом монологов. Если бы не почтение к автору, режиссер, наверное, рискнул бы перекроить пьесу, но общая интеллигентность ему явно мешает. Крымов ограничился тем, что выбрал незаигранный перевод Андрея Чернова, немножко сократил пьесу и превратил монологи в диалоги. В этом тоже видна забота о зрителе. Режиссер вместе с переводчиком разъясняют ему, что Офелия забеременела от Гамлета и потому покончила самоубийством. Что Гертруда ничего не знала о преступлении Клавдия. Что главным злодеем был Горацио – все видел и молчал.

В спектакле Крымова этика забивает эстетику: его режиссерские решения продиктованы чувствами добрыми и потому безнадежно предсказуемы. Как во всех «Гамлетах» последних лет, Клавдий вытеснил Гамлета с авансцены. На Николая Волкова в этой роли нужно целыми курсами водить студентов театральных школ. Старый актер демонстрирует чудеса артикуляции: насмешливое пианиссимо речей Клавдия ядом вливается в наши уши, пока его непутевый племянник рычит что-то невнятное, норовя Ирода переиродить.

Каждый небольшой жест Волкова – это картина. Он словно останавливает время, навсегда запечатлевая в нашей памяти тонкие и странные движения души своего короля – умницы, убийцы, жертвы, знающей о своей обреченности. Единственный из всех актеров, собранных Крымовым, Волков умеет одолеть громаду шекспировского монолога. Все остальные, боясь остаться один на один с текстом, судорожно цепляются за партнера и превращают монолог в процесс непрерывного общения. «Быть или не быть?» спрашивает Гамлет Офелию. «Кто я такой?» интересуется он у актеров.

Волков, презирая эти уловки, выходит с монологом Клавдия на авансцену, закидывает голову и, прищурившись, высматривает бога в лучах софита. Ради тихих скептичных фраз, которыми он перебрасывается с всевышним, нехотя торгуясь о спасении своей души, крымовскому спектаклю можно простить что угодно. Просто надо быть честнее и переименовать постановку в трагедию о Клавдие, короле датском.

Виктория Никифорова