"Евгений Онегин"

Нормально, Евгений!

Смотришь очередную премьеру Юрия Любимова – а он выпускает их исправно, по три-четыре в сезон – и просто видишь, как в перерыве между репетициями почтительный помреж подносит ему стакан с дымящейся жидкостью. А там вовсе не чай. Там эликсир молодости. Иначе невозможно объяснить, почему патриарх столичной сцены делает такие бойкие спектакли. Да еще так часто. Да еще в то время, как коллеги по цеху или тяжко рефлексируют или художественно молчат. «Евгений Онегин» тоже поставлен с полуприличной прытью. Поколение MTV обязательно поймает кайф на новом спектакле Таганки.

Здесь Онегин и Татьяна немногим старше Бивиса и Баттхеда. Они кидаются в зал самолетиками из промокашки и посылают друг друга на три буквы. В оправдание ссылаются на автора (“Кто к этим шуткам не привык, пусть почитает черновик”), но публика все равно еле переводит дыхание от священного ужаса. Мало этого, герои пушкинского романа раздваиваются и растраиваются почище Pet Shop Boys в старом клипе. Они перебрасываются хрестоматийными строчками, наступают друг другу на реплику и примеряют на себя классические образы, чтобы через минуту их сбросить и козлом заскакать по сцене. Массовка прыгает в темпе Baby, Give Me One More Time и распевает «Но я другому отдана» в стиле рэп

Смотрится это на ура, заражая чисто физическим, бездумным драйвом. Любимовская труппа натренирована не хуже бродвейских профессионалов. Здесь умеют и прыгать, и петь, и танцевать, и исполнять пластическую миниатюру «девочка на шаре» (в роли девочки малорослый тип с криво приклеенной бакенбардой). Главный шарм этого неклассического спектакля – в хоровых камланиях. В финале актер бегает с микрофоном по залу и пристает к зрителям – «Ваша любимая строчка из «Евгения Онегина». Зритель, смущаясь, выдавливает из себя: «Москва! Как много в этом звуке…» Его тихие слова тут же подхватывает буйная массовка и начинает отбивать чечетку, неразборчиво реветь про Москву и вытаскивать на сцену своего режиссера, который пляшет что-то среднее между рэпом и «Яблочком». И это лучший момент спектакля.

Любимов не раз говорил, что ставит не про Онегина и Татьяну, а про Пушкина. Четверть века назад он уже делал что-то похожее в спектакле «Товарищ, верь!», но там его веселость была скрашена гражданственными нотками. Сейчас же он просто выбрасывает на сцену наше все, и в этом пестром соре каждый с удовольствием узнает своего Пушкина. «Онегин» в его спектакле оказался ужасно домашним. Это просто череда цитат, которые мы машинально мурлычем под нос, когда моемся в душе или стоим в пробке. "Мой дядя \трам-тарам-тарам-там». «Оне-е-егин, я скрывать не стану…»

Время от времени на сцену прорывается придыхание Смоктуновского или металлический тенор Козловского. Жестокому издевательству подвергается покойная Яблочкина, выступающая с письмом Татьяны. Эпоха бормочет Пушкина, поддаваясь обворожительному ритму и напрочь не желая врубаться в смысл. Любимовский «Онегин» пропущен через Сорокина и Пелевина, «Радионяню» и КВН, старую Таганку и последний рекламный ролик. Он с дурашливой послушностью отражает все происходящее, и, всматриваясь в затертые строки, мы с изумлением, как в комнате смеха, узнаем самих себя. Этот Пушкин наш человек.

Со свойственным ему политическим тактом Любимов не стал выпускать “Онегина” к пушкинскому юбилею. Остается пожалеть о том, что премьера состоялась в дни школьных каникул. Зал был явно староват для такого прочтения. Но в сентябре все должно прийти в норму. Хорошо бы еще вынести стулья из партера, чтобы тинейджеры могли танцевать, обжиматься, ревом встречать реплику “Кончаю. Страшно перечесть” и размахивать зажигалками, когда гаснет свет в лирических местах. И тогда Пушкин по молодежному тарифу станет самым доступным развлечением Москвы.

Виктория Никифорова