Спасибо гриппу – прочитала наконец-то роман Роберта П.Уоррена «Вся королевская рать». В детстве видела какие- то кусочки советскогй экранизации и с тех пор представляла себе эту книжку нудным политическим убожеством. Начала читать – смотрю, в предисловии, оссподи, это, оказывается, Южное Возрождение. Мама дорогая, щас, думаю, фолкнер сплошной пойдет. А Фолкнера я как-то... Нет, я понимаю, что он гений, он, собственно, каждой фразой не забывает напомнить, что он гений, но как-то это все не мое...

Короче, все это оказалось ерундой. А роман «Вся королевская рать» абсолютно гениальной книжкой. Вызывающе старомодной, без всяких этих стремительно устаревших модернистских штучек-дрючек. С мощным, ровным, неумолимо нарастающим драйвом. В начале романа герои рассекают по ночному шоссе на шикарной машине. Так вот, проза Уоррена – как мотор этой роскошной тачки. Может, у меня есть небольшие претензии к финалу: мне кажется, там темп как раз сбивается и дыхание словно начинает частить. Но даже это месиво событий, как-то нарочито присобаченное к окончанию романа, интересно понять. Мне, например, показалось, что эта неидеальность развязки связана с двойственным и не до конца осознанным отношением Уорена к своему герою.

Герой «Всей королевской рати» списан с губернатора Луизианы Хью Лонга – политика крайне примечательного. Он был такой левый, что дальше был только Троцкий. Он планировал, когда станет президентом, ввести прогрессивный налог – для простых людей его вовсе не было, с состояния в один миллион долларов полагалось платить один процент, с двух миллионов – два, со ста – сами понимаете. Он придумал объединение «Разделим наше богатство», куда вошло около 8 миллионов избирателей. Из названия понятно, чего он добивался – богатства олигархов он считал народным достоянием и совершенно открыто собирался «все отнять и поделить». Рузвельт по сравнению с ним казался очень правым и консервативным. И Лонг очень уверенно метил на его место. А его объединение должно было стать третьей партией, участвующей в американских выборах, и пробить наконец-то брешь в цитадели «элиты», которая прочно оккупировала Белый дом. А поддержку избирателей он обеспечивал невероятно широким строительством, развернутым в Луизиане, – общественные работы давали гражданам в разгар депрессии приличный заработок, а благодаря им за несколько лет возникло множество первоклассных дорог, школ, мостов, больниц и электростанций. Ну и еще обильные ништяки для самых бедных – бесплатные учебники для детей и школьные автобусы, бесплатные больницы для бедных и т.д. Благодаря Лонгу, Луизиана в годы Великой депрессии развивалась быстро и успешно, а ведь изначально это был один из самых нищих штатов – нищих настолько, что там даже голосовать могла лишь небольшая часть населения, остальным было просто не под силу заплатить специальный налог, позволяющий участвовать в выборах. Для этих-то голодранцев и старался Лонг.

Понятно, что такой человек нажил массу врагов. Рузвельт его откровенно недолюбливал. В Сенате – а после губернаторства он стал сенатором – его травили. Самым влиятельным врагом Лонга был богатейший человек своего времени Джон Рокфеллер, владелец нефтяной компании «Стандарт Ойл», которую Лонг всячески прищучивал налогами. Неудивительно, что Лонг погиб при очень странных обстоятельствах, которые никто выяснять не стал. Застрелил его какой-то псих одиночка, в психа охрана сразу всадила сорок пуль – чтобы, не дай бог, не проговорился, наверное. Лонга похоронили, и с тех пор голодранцам Луизианы жилось значительно хуже. Хотя историки полагают, что свой Новый курс Рузвельт сформулировал не без влияния со стороны Лонга.

И вот этой-то темы – богатых и опасных врагов – в романе «Вся королевская рать» нет вообще. Как нет и внятного описания грешков Лонга – ну то есть, Вилли Старка. По Уоррену выходит, что Старк стал губернатором, надавав популистских обещаний, но потом занялся какими-то темными аферами. Подкуп, шантаж, угрозы, ну, в общем-то, банальная повседневность политики. Но вот в чем фишка. Из романа Уоррена ясно, что все свои предвыборные обещания Старк выполнил и перевыполнил. И больницы, и школы, и отличные дороги, – все на месте. И это правда: Уоррен жил в Луизиане во время правления Лонга и все перемены видел собственными глазами. А вот все обвинения автора в адрес своего героя выглядят пустыми и бездоказательными наговорами.

То есть вырисовывается такая картина. Принадлежащий к среднему классу Уоррен, преподающий в университете Луизианы (в который Лонг вливал большие деньги), видит, что местная аристократия и олигархия на дух не переносят Лонга. Потому что этот выскочка пролез туда, где всегда находились представители местной, герметично замкнутой «элиты». Уоррен в своей книжке все эти сплетни пересказывает и хорошо показывает противостояние местных царьков и простака Старка. Писатель склонен солидаризироваться со своими аристократичными героями. Именно один из них – по сугубо личным и, кстати, очень нелепым причинам – и убивает Старка в финале.

Но высказывая точку зрения южной аристократии, Уоррен закрывает для себя поистине увлекательный конфликт. Лонг / Старк всю жизнь боролся с «Стандарт Ойл Компани» Рокфеллера. По его налоговому плану, будь он принят, Рокфеллерам вообще предстояло лишиться всего своего состояния, которое считается самым большим на земле. Вот он, реальный мотив для убийства, а не выдуманное чувство чести южных аристократов. Но тогда, конечно, получилась бы совсем другая книжка. Впрочем, и «Вся королевская рать», повторюсь, просто великолепна.

Заодно – а что еще делать при высокой температуре – посмотрела и три экранизации романа – советскую и две американских. Самая старая, считающаяся классической, американская, на мой взгляд, хуже всех. С незапоминающими перонажами, с какой-то очень хлипкой и неудачной попыткой выставить Старка демагогом и чуть не фашистом – авторы даже не усомнились на него убийство повесить. Единственная удача там – Сэди Берк, секретарша Старка. Если в советском сериале она выглядит сексуальной дурочкой, а в новой американской версии – умной старой лахудрой, то в первой «Рати» все в порядке – она и умна и красива, и вполне понятно, почему Старк сделал ее своей любовницей.

В американской «Рати» 2006 года, вроде бы, блестящий кастинг: Старка играет Шон Пенн, а его секретаря (из местных аристократов) Джека Бердена – Джуд Лоу. Но тут сказывается двойственность авторской позиции. Видно, что режиссеру вслед за автором хочется Старка очернить, но как это сделать и что конкретно в вину ему поставить – он не знает. В результате, и актеры в своих ролях «плавают».

А вот советский сериал оказался неожиданно хорош. Второстепенные роли – Дуров, Плятт, Евстигнеев – просто великолепны. Брат и сестра Стентоны – Алла Демидова и Олег Ефремов – действительно дают такого аристократизма, что даже перебор. Михаил Козаков – очень умный еврей при губернаторе. Хотя сам губернатор Старк, по-моему, не лучшая роль Жженова. Есть там несколько мест, сыгранных неудачно, с излишним пафосом, с излишне театральными жестами и интонациями.

Вообще же, роман Уоррена (он, кстати, всю жизнь повторял, что его Старк – это не Лонг, но ему никто не верил) – это грустная история о той неумолимой закономерности, с которой «элита» пожирает любого выскочку-одиночку, вздумавшего посягнуть на ее привилегии. Отсюда и затянутая и скучноватая концовка романа: ведь судьба Старка по-настоящему никого не волнует, сдох Максим и черт с ним. А по-настоящему важно, что засосав его, аристократическое болото снова смыкается. Джек Берден и Анна Стентон закономерно совокупляюся, «элита» продолжает размножаться, усиливаться и захватывать новые прастранства А над трупом Вилли Старка сомкнулась зеленая ряска.

Какой волшебный все-таки писатель Бунин, Иван Алексеевич. Ни капли головного мозга, зато какой спинной! Ни одной внятной мысли, ни одного рассуждения, зато какие запахи, вкусы, картины, все эти тонкие щиколки и скользкие чулки. В «Войне и мире» есть волк, которого поймали Ростовы и он смотрит на охотников просто и дико. Вот мне кажется, дух этого волка в Бунина и переселился. У него даже во внешности что-то волчье было. И самый чудный рассказ у него – «Баллада», про «господня волка», кажется, он и сам его больше всех любил. И цыпленка ведь он недаром всегда в гостях нюхал, а что, он же волк.

Очень смешно, как он писал «Господина из Сан-Франциско»: увидел в книжном магазине название новеллы Томаса Манна «Смерть в Венеции» и решил написать свою «Смерть на Капри». А потом прочел Манна и ему не понравилось – он решил, что это про мужчину, который влюбился в мальчика. Я думаю, он не притворялся и не бравировал. Он вполне искренне волчьим своим чутьем выхватил свое главное. А то, что Томас Манн впихнул в эту новеллу содержание аж всей платоновской философской традиции – это все ему было глубоко по барабану.

Бунинское отношение к революции тоже очень характерно. Он ни секунды не верит ни в какие интеллигентские рефлексии, в вину перед народом и прочее. Все это для него глупые абстракции – как философия у Манна. А важно одно – мое отнимают, чужие пришли и мое – взяли. Убить их всех! Разорвать! Вот вам и все «Окаянные дни» – не очень аппетитное чтиво. Но таково уж у волка пищеварение, вольно же вам за ним подглядывать.

Имморализм Бунина – смешно, конечно, звучит, применительно к волку – в полной мере унаследовал Набоков, но он-то его всегда стеснялся. И искал – без большого успеха – чем бы его прикрыть и замаскировать. Потому что сам по себе имморализм – если он не дополнен звериным чутьем жизни и звериным же, тончайшим инстинктивным чувством слова – очень хилые произведения обычно порождает, совершенно нежизнеспособные.

Я два раза смотрела «Конформиста» Бертолуччи и оба раза не понимала, про что фильм. Родители рассказывали, что в советское время его выпустили в прокат почему-то черно-белым и ужасно порезанным цензурой – убрали весь гомосексуализм и еще много чего убрали. «Было непонятно». Но сейчас, без купюр и в цвете, тоже непонятно.

Я вот села перед телевизором, включила «Культуру», открыла imdb на нетбуке, смотрю кадр за кадром, пьянею быстро и незаметно от этого ласкающего роговицу видеоряда и чувствую – опять ни черта не понимаю! По сюжету, герой Трентиньяна – сексот, который должен организовать убийство своего бывшего преподавателя. По идее, он негодяй, латентный гомосексуалист, который готов шпионить, лгать и убивать, лишь бы выглядеть «нормальным» в глазах общества и своих собственных.

Но на экране мы видим невероятно изысканного и обаятельного интеллигента, с которым идентифицируемся с первой же секунды. Интеллигента окружают обольстительные женщины, которые зачем-то – для общей красоты, наверное – зводят между собой интрижку. Интеллигент носит умопомрачительные пиджаки, ездит на прекрасных машинах, а окружает его просто немыслимая красота, созданная оператором Витторио Стораро. Эта красота в полном смысле слова «похищает разум» – как в «Тысяче и одной ночи».

Время от времени разум вздрагивает и пытается сформулировать критическое суждение. Позвольте, ведь герой, кажется, собирается предать хорошего человека. Подождите, а теперь он пытается переспать с женой этого человека, хотя сам только что женился. А теперь он пресмыкается перед своим крайне неприятным фашистским начальством. А вот он обвиняет в своем же преступлении ни в чем не повинного человека. Но едва встрепенувшись, разум опять погружается в спячку. А глаз все два часа экранного времени безвольно скользит по пространствам в духе Кирико и интерьерам в стиле Дега и больше ничего знать не хочет. То есть как будто взять например энкаведешного стукача, снять фильм про то, как он обрекает на смерть хороших людей, и долго-долго этим стукачом любоваться. Странно как-то, да?

Я даже взялась прочитать роман Моравиа – неужели и там те же непонятки? Да нет. Роман вполне себе мрачный и однозначный. Герой действительно негодяй. Окружающие (в том числе и профессор, которого он должен предать) тоже ничем не лучше. Персонажи уроды, жизнь отвратительна, политика полна грязи, а любой пейзаж напоминает автору рвоту. То есть нормальная такая интеллигентская чернуха. И ни малейшего следа ее в фильме Бертолуччи нет.

Бертолуччи, наплевав абсолютно на логику романа и общепринятые нормы морали, снимает про то, что ему нравится и так, как ему нравится. В результате, получается абсолютно гениальный фильм. Но очень, мягко говоря, непонятный.

Интересно, что через два года после «Конформиста» в прокат выходит «Крестный отец» Копполы, фильм, не менее странный. В нем, как вы помните, история безжалостного убийцы, бандита и преступника, показана как бы глазами его семьи – огромной, шумной, любящей и нежной итальянской семьи, в которую мы влюбляемся с первых же кадров дивного семейного праздника. Кажется, что сам режиссер то ли дядюшка то ли дедушка своему герою – с такой любовью и гордостью он рассказывает о мафиозо Майкле Корлеоне. И выбирает на его роль – как Бертолуччи Трентиньяна – совершенно ослепительного и неумолимо обаятельного Аль Пачино. Мало того, что он великий актер. Но ему ведь и режиссер не ставит задачи играть бандита. Он всю дорогу играет – как и Трентиньян – обычного человека, как мы с вами, попавшего в ужасные обстоятельства. Это обстоятельства вынуждают его заливать кровью Америку, а мы, зрители, с радостью вникаем в его переживания, сочувствуем ему всей душой и мечтаем стать таким же, как Майкл Корлеоне. Это, упаси бог, не критика. «Крестный отец» не менее гениальный фильм, чем «Конформист».

Просто интересный такой тренд наметился в начале 70-х. Режиссеры впервые начали снимать злодеев не как злодеев, а как очаровательнейших, милейших людей. Вышло хорошо, чего уж там. Народу нравится.

Может быть, эти великие фильмы в большой степени навеяли французским философам идею о том, что поверхность – это все, а глубина – ничто? Не знаю. Фильмы лучше философии, в любом случае.

Хотя, применительно к Бертолуччи, его манера скользить по поверхности привела к тому, что его поздние фильмы кажутся порой просто красивыми пустышками. «Раскаленное небо», например, – полный ассортимент роскошных видов пустыни и супер-сексуальных восточных женщин. А ведь роман-то, по которому фильм снят, – вещь очень страшная и жесткая, просто мороз по коже. Или там «Мечтатели» – ну с ними вообще все понятно, стареет мужчинка. Возможно, в «Конформисте» он нашел идеальное сочетание чувственного, шокирующе прекрасного видеоряда и потаенного смысла происходящего. Этот контраст между омерзительным смыслом и изумительной поверхностью – дал его фильму такой заряд энергии, благодаря которому я согласна пересматривать «Конформиста» хоть сто раз. Хотя «ничего непонятно», по-прежнему.

Кстати, приезд китайцев напомнил одну историю.

Пару лет назад промелькнул в китайской жизни такой увлекательный сюжет. Дело происходит в Шанхае – это, после Гонконга, самый современный, шикарный и капиталистический город Китая. Город контрастов, прямо скажем. Время – под утро. По дороге с превышением скорости рассекает на новенькой иномарке мальчик-мажор. Он из хорошей и небедной семьи. Он учится в университете, родители подарили ему тачку, он на ней возвращается, не знаю, из ночного клуба, например. И вот под колеса мажору подворачивается велосипедист. Тут надо сказать, что движение на китайских улицах – это вообще ужас, но самый ужас-ужас-ужас – это именно велосипедисты. Это обычно деревенская беднота, приехавшая в город на заработки. Они ни черта не понимают, на всех плюют, правил дорожного движения знать не хотят и регулярно устривают ДТП – то на пешехода наедут, то под грузовик какой сами навернутся. Пешеходы велосипедистов ненавидят, а водители их просто убить готовы.

Так вот, мальчик-мажор вылезает из машины и видит, что сбил какую-то действительно деревенскую дуру. Но не насмерть. Дура вполне себе жива и способна дать против него показания – и насчет превышения скорости тоже. Неизвестно, что происходит в голове у мажора, но он достает из багажника монтировку и – так как дорога по ночному времени пустая – забивает велосипедистку насмерть.

Приехав домой, наш герой, как примерный сын, во всем признается родителям. А те – люди небедные, со связями и образованные – вспоминают одну интересную мульку. Есть, вроде бы, в Китае такой обычай – не закон, а именно обычай: если убийца сам признается в своем преступлении, его не казнят. Ну, срок дадут большой, понятно, но не расстреляют. И вот с утреца парень в сопровождении любящих родителей отправляется в полицейский участок. Там во всем кается, посыпает голову пеплом и всячески содействует расследованию.

В процессе следствия выясняются разные подробности. Жертве преступления было 23 года – она примерно ровесница убийцы. В отличие от него, она родилась в нищей деревенской семье, никакого образования не получила, а в Шанхай приехала работать официанткой. У нее есть внебрачный ребенок – совсем крошечный. Он живет с ней в Шанхае, потому что родители в деревне банально не могут его прокормить.

Судебного решения по этому делу ждали с большим интересом. Я не удивлюсь, если китайцы, люди невероятно азартные, потихоньку пари на исход дела заключали. Ну и сама история, конечно, – умри Бальзак и Достоевский, вместе взятые. Все язвы большого капиталистического города в одном теле, то бишь, деле. Приговор оказался довольно неожиданным и даже вызвал некоторое брожение во вполне лояльном китайском интернете. Судьи забили болт на древние народные обычаи и приговорили нашего мажора к расстрелу. Мужички за себя постояли, так сказать.

Вскорости мажора пустили в расход. И по-моему, это неглупо. Потому что при таком адском социальном расслоении, какое имеет место быть в Китае, неплохо, если хотя бы судебная власть время от времени напоминает, что есть моменты, в которых перед законом равны все – даже нищая деревенская девица и умный мальчик из хорошей семьи.

В мае приезжала в Москву делегация профессоров из Шанхайского университета, того самого, где мои пьесы переводят и ставят. Я им приглашения в «Практику» и театр.doc устраивала. Ну, сидим в ресторане после спектакля, разговариваем за жизнь, и тут они выдают: «Здорово, – говорят, – приехать в Россию, на родину такого великого социалистического проекта. Для нас это так важно – коммунизм, Ленин, он ведь гениальный парень был, да?» Я аж ананасом поперхнулась. Ну да, конечно, гениальный. Но, братцы, где вы тут коммунизм-то разглядели? В театре.doc, что ли? Я-то за Ленина всей душой, но для того, чтобы о нем поговорить без хи-хи и ха-ха, мне нужно ждать, чтобы аж из Поднебесной сюда люди притащились. Поговорили хорошо, и о Маяковском тоже, и о Мейерхольде, и о Брехте. Уехали китайцы, и стало одиноко.

Впрочем, когда человек левых убеждений – я вот, например, – приезжает в Китай, у него тоже неслабо шаблон рвется. Никаких там достижений социализма не видать. Зато практики дикого капитализма на каждом шагу. Тут тебе и проституция, и дико дорогая медицина, и нувориши на мерседесах, и вообще человек человеку волк. И куды, спрашивается, хрестьянину податься? Думается, и на Кубе та же хрень. А может, даже и в Северной Корее – недаром туда никого не пускают.

Коммунистический проект, совсем недавно такой живой и реальный, превратился в призрака и бродит в умах, совсем, кажется, без надежды на осуществление. Ну вот нету для него места в нашем мире. Разве что в мире иллюзий.

«Мост Ватерлоо» намедни показывали по «Киномании» – какой же чудесный сюжет для комедии пропал! Вокзальная проститутка, за шиллинг отсасывающая у солдат, пытается пролезть в буржуазную семью и женить на себе богатого папика. Какие тут возможности для обманов, переодеваний, шантажа и всякого фарса! Надо будет как-нибудь обязательно использовать. Кстати, занятно, как в переводе «вокзал Ватерлоо» заменили на целомудренную и непонятную «станцию». В финале коллега героини спрашивает ее – «На станцию пойдешь?», словно они чеховские барышни, которые собираются поездами любоваться. А в оригинале-то там вокзал – и все неаппетитные коннотации с ним.

Хотя фильм-то сам по себе хороший. Простенький и цельный такой. Но вот какой-то бес внутри меня видит в таких трогательных сюжетах только смешное. А ведь здорово бы было написать когда-никогда серьезную драму или там мелодраму какую. Но, видно, не судьба. Может быть, это страх во мне говорит – страх перед неприятными ситуациями, жесткими разборками, я их и по жизни терпеть не могу. Помнится, в детстве родители восхищались товстоноговскими «Мещанами», а я их видеть не могла – так ужасно там актеры кричали и ругались. А может быть, просто нормальный профессиональный инстинкт, приказывающий делать то, что умею, а не то, что хочу.

Что же все-таки имел в виду Сократ, когда говорил, что хороший комедиограф обязательно является и хорошим автором трагедий? Неужели это, зараза, возможно?

Читаю тут книжку про гностицизм и думаю, что оттуда растут все конспирологические теории. Во-первых, ощущение близкого конца света. Во-вторых, идея о неких мудрецах, которые правят миром. Эти, условно говоря, «масоны» – прямые наследники гностических архонтов. А архонты – это такие исключительно неприятные божества, составляющие «мировое правительство». Между прочим, если заменить масонов на архонтов, тогда их сверхчеловеческий интеллект, умение строить планы на века и целеустремленно их осуществлять совершенно понятны. Все-таки, они не люди, а боги. А вот если они просто масоны... Или там какие миллиардеры... Тогда человеческая глупость, конечно, очень портит конспирологические расклады. В-третьих, исключительно мрачный и подозрительный взгляд на все сущее. Каждое событие толкуется как заговор всемогущих злодеев против беспомощных человечков. У гностиков этому соответствует ненависть ко всему вообще материальному миру.

Кстати, гностики не только теоретизировали, но и придумывали разные способы освобождения от этого безобразного материального мира, находящегося под властью архонтов. Способы были самыми разнообразными. Кто, допустим, ничего не ел, а кто обжирался до рвоты. Кто отказывался от секса даже с законной женой, кто трахал все, что движется. А что же современный конспиролог? Он же тоже должен искать освобождения. Не все же в интернете сидеть. Неплохой мог бы получиться персонаж из практикующего конспиролога.